Я видела раздражение, промелькнувшее на лице рани.
– Можешь идти, – произнесла она.
Кахини выскользнула за дверь. Некоторое время рани хранила молчание, а я неподвижно стояла над люлькой раджкумара. Потом она указала на подушку у кровати. Я уселась.
– Сита, я очень на тебя сердилась в течение нескольких минувших недель.
– Ваше Высочество! Я…
Рани подняла руку. Я умолкла.
– Бывают моменты, когда я предпочла бы, чтобы ты сидела и внимательно меня слушала.
Щеки мои залились румянцем. Я опустила голову.
– Извините.
– Я знаю, что ты честна, причем иногда себе во вред, но ты должна понять, что Кахини – член семьи. Временами она может быть несносной и высокомерной, но…
А еще эгоистичная и злобная.
– …но она оказывает мне большую услугу. Ты должна понимать, что раджа не приходил ко мне в спальню…
Я не смела взглянуть ей в глаза, поэтому пробормотала, глядя на собственные колени:
– Да.
– Кахини была одной из тех, кто предложил, чтобы я пошла к нему…
Она посмотрела на Дамодара, лежащего в своей люльке. Темные ресницы мягко оттеняли пухлость щечек. Идеальный малыш.
– Ночью я ношу его на руках, укачиваю перед сном, пою колыбельную, ощущаю его тяжесть на своей груди, когда кормлю… Он – величайшее благословение моей жизни. Без помощи Кахини его не было бы на свете…
То, что я тогда почувствовала, было сравнимо разве что с ощущением девушки, которая узнает, что тот, за кого она собиралась выйти замуж, предпочел ей другую, ту, что обладает большей красотой и очарованием, чем она. Что бы я ни сделала ради рани, оно не сможет сравниться с той услугой, которую оказала ей Кахини.
– Я хочу, чтобы ты пошла сегодня в театр. Раджа не рассказывает мне, сколько он тратит на свои пьесы. Я хочу знать, сколько платят Вишнудасу Бхаве и как долго он собирается пробыть в Джханси.
Я стояла и смотрела на рани, не понимая, как смогу выполнить ее поручение.
– Мой муж не умеет держать все в своем животе, – сказала рани. В Индии это выражение означает, что человек не умеет держать свои мысли при себе. – Мне надо знать это, Сита. Если казна опустеет, наши отношения с британцами изменятся. Мы и так уже по горло сыты их участием в наших делах. – Она посмотрела на Дамодара. – Однажды он унаследует это княжество, если, конечно, к этому времени от его наследства что-то останется.
Я не стану притворяться, будто бы не нервничала, когда пришло время готовиться к отходу ко сну. От меня ожидалось, что я надену свежую ангаркху и направлюсь к барадари раджи. Рани поручила двум своих людям провести меня к месту назначения, когда станет совсем темно. Втайне я надеялась, что одним из моих сопровождающих будет Арджун, хотя вслух я бы ни за что не высказала эту свою надежду. Я дождалась, когда Кахини уйдет, а затем переоделась в лавандового цвета чуридары и фиолетовый плащ из плотного сукна с капюшоном. Когда Джхалкари увидела, что я делаю, она удивленно приподняла брови:
– Поручение рани или раджи?
Другие женщины ждали, что я отвечу.
– Обоих, – ответила я, поскольку, что бы я ни сказала, Кахини все равно узнает.
Наверняка Джхалкари не поверила мне, но она ничего больше не спросила. Я пристегнула кобуру и вышла из дургаваса. Снаружи в ярком свете луны я увидела двух мужчин, ожидавших моего появления. В холодном ночном воздухе было видно, как белесые облачка поднимаются от их ртов. Одним из провожатых оказался Арджун.
– Следовательно, вы решили пойти по стопам Кахини, – бросил реплику Арджун, когда мы тронулись в путь.
– Я бы так не сказала.
– Кахини – единственная из дургаваси, кого приглашают присутствовать на репетициях раджи.
– Я не считаю это приглашением. Раджа думает, что я могу внести свой вклад в его выступления, но, боюсь, вскоре он поймет, что ошибся.
– Не уверен. Мне кажется, что вы способны внести намного больше в жизнь людей, чем вам кажется.
Я посмотрела на Арджуна, но даже в свете полной луны выражение его лица трудно было разглядеть, поэтому я сменила тему разговора.
– Вы знаете, какую пьесу он сейчас репетирует?
– Да, – ответил другой страж, – «Ратнавали»[88].
– Комедию? – воскликнула я.
– Раджа считает, что обладает комедийным талантом, и осталось только подождать, когда его откроют, – не то всерьез, не то с иронией произнес Арджун. – Теперь, когда родился раджкумар, он хочет перейти к веселым пьесам.
– А кого будет играть раджа?
– Принцессу Ратнавали, конечно же.
Мы добрались до барадари, и Арджун отодвинул в стороны тяжелые полотнища материи, натянутые между колоннами открытого павильона для того, чтобы сохранить тепло. Раджа находился на сцене вместе с Адешем. На обоих были парики, вот только раджа был в парике с длинными шелковыми прядями. Завидев меня, раджа хлопнул в ладоши.
– Сита! – воскликнул он.
Мое появление вызвало небольшую суету. Как мило, что я обулась в персикового цвета награ! Как черная кайма плаща подчеркивает белизну моей кожи! А еще все хотели знать, чем я умащиваю волосы.
– Они даже во тьме сияют, – заметил раджа.
Мне пришлось сказать господину, что ничем особенным волосы не умащиваю, но Адеш не поверил. Он считал, что я все же скрываю какой-то секрет.
– Вы трое садитесь здесь, – сказал раджа, указывая на несколько подушек, разложенных перед сценой.
На одной из них сидела Кахини. Увидев, что мы собираемся усесться рядом, она дернулась, желая, кажется, встать и пересесть.
– Не будь грубиянкой, – сказал ей раджа.
– Я не грубиянка, – попыталась защитить себя Кахини. – Просто я не люблю, когда кто-то во время представления сидит рядом со мной.
– Ты хочешь сказать, что не любишь, когда рядом с тобой сидит другая красивая женщина? – рассмеявшись, произнес Адеш.
– Ну, если дело в этом, я всегда могу пересесть подальше от сцены, – сказала дургаваси.
– Кахини! – шикнул на нее раджа. Правда, в его голосе звучали игривые нотки, поэтому девушка улыбнулась ему.
Я не участвовала в этом их добродушном пререкании. Если подобное будет происходить каждый вечер, рани придется обходиться без моих услуг, ибо такое долго сносить просто невозможно.
– Мы репетируем «Ратнавали», – заявил раджа. – Тебе знакома эта пьеса, Сита?
