– А вдруг нас заметят снизу? – испугался я.
– Очень маловероятно, что кто-то окажется в трюме поздним вечером. А проверять это слишком рискованно. Самое главное – чтобы никто нас не видел, после того как мы войдем в каюту. Вахтенные будут время от времени осматривать коридоры и палубы – они-то и сделаются нашими свидетелями. Черт подери, ну и загадку мы загадаем всему свету!
– Если фон Хойманн не станет сопротивляться.
– Сопротивляться? Да он просто не сможет! Он пьет много пива, чтобы лучше спать, и нет ничего проще, чем набросить маску с хлороформом на лицо крепко спящему человеку. Ты и сам как-то раз это проделывал, только тебе неудобно об этом вспоминать. Фон Хойманн полностью отключится, как только я просуну руку в его люк. А потом я проползу внутрь прямо по его брюху, дорогой мой Зайчонок!
– А я?
– А ты будешь подавать мне все необходимое и удерживать тылы на случай всяких неожиданностей, ну и вообще оказывать всяческую моральную поддержку. Не сочти за комплимент, Зайчонок, но стало так трудно работать в одиночку, с тех пор как ты сделался праведником!
Раффлз сказал, что фон Хойманн перед сном обязательно закроется на щеколду, которую Раффлз обязательно откинет перед отходом. Он также рассказал о других уловках, к которым прибегнет, чтобы направить сыщиков по ложному следу. По его мнению, когда он проникнет в каюту немца, искать жемчужину особо долго не придется. Она хранится где-то рядом с фон Хойманном, он чуть ли не на себе ее носит. Разумеется, я спросил, откуда он все это знает, и мой вопрос поверг его в некоторое замешательство.
– Это очень старая библейская история, Зайчонок. Не помню, из какой она книги, но точно из Ветхого Завета. Так вот, повествует она о несчастном Самсоне и обманом одолевшей его Далиле.
Произнес он это с таким серьезным видом, что я несколько опешил, но тем не менее сразу понял смысл его слов.
– Так, значит, очаровательная австралийка выступила в остросюжетной роли Далилы? – лукаво спросил я, искоса взглянув на Раффлза.
– Да нет, совсем наоборот. Никакого подвоха, просто череда вполне невинных, но тщательно продуманных вопросов.
– И что, ей удалось выудить у фон Хойманна все подробности его секретного задания?
– Ну да, я попросил ее нащупать его слабые места и с помощью в нужное время заданных вопросов разузнать как можно больше. Он, естественно, возгордился и возомнил себя победителем. Как говорил Наполеон, если противник ошибается или заблуждается, не станем ему в этом мешать. Он настолько размяк, что даже показал Эми жемчужину.
– Ах, Эми, вот даже как! И она тебе тотчас же обо всем доложила?
– Да ничего подобного! Откуда ты взял? Ты и представить себе не можешь, каких трудов мне стоило ее разговорить!
В его голосе отчетливо зазвучали металлические нотки. Я поначалу не сообразил, что бы это все могло значить. Меня занимало совсем другое. Я наконец понял истинную причину его настойчивых, если не сказать назойливых, ухаживаний. Вот так дела! Когда я осознал всю изощренность его плана, мне оставалось лишь восхищаться его острым умом и глубоким знанием человеческой психологии.
– Ну ты и хитрец! – только и выдохнул я. – Вот теперь-то мне все ясно. Какой же я был дурак!
– Надеюсь, сейчас-то ты поумнел?
– Ну да. Я понял, что же мне не давало покоя всю неделю. Я все терзался – что ты такого нашел в этой девице. Мне и в голову не пришло, что весь этот твой флирт лишь часть хитроумного замысла.
– И ты продолжаешь считать, что с моей стороны это была лишь уловка и не более того?
– Ну разумеется, а как же иначе?
– И ты не знал, что она дочь состоятельного землевладельца?
– Найдется с десяток, если не больше, богатых и красивых женщин, готовых хоть завтра выйти за тебя замуж.
– Послушай, Зайчонок, а ты никогда не задумывался о том, что я вдруг захочу покончить со своим темным прошлым и начать жизнь заново, с чистого листа, обосновавшись где-нибудь подальше от Англии? Например, в Австралии?
– С твоим-то характером? Да никогда в жизни!
– Зайчонок, ты слишком много себе позволяешь! – рявкнул он так, что я инстинктивно поднес руки к лицу, готовясь отразить удар.
Но удара не последовало.
– Ты всерьез думаешь, что у вас что-то сложится? – спросил я напрямик.
– Кто знает, кто знает… – задумчиво ответил он.
Раффлз поднялся, открыл дверь и вышел в коридор. Я остался сидеть в каюте, совершенно сбитый с толку его словами, размышляя о поблекшей в мгновение ока жемчужине.
III
Сколько я его знал, Раффлз всегда отличался умением выдумывать всевозможные трюки и уловки. Началось это еще в школьные годы, а уж на ниве нарушения библейских заповедей его поистине безграничная фантазия развернулась в полную силу. Однако вершины своего «искусства» Раффлз достиг на борту стоявшего на якоре в Генуе лайнера «Улан» в ночь на вторник между часом и двумя.
Рискованная операция прошла как по маслу. Раффлз просчитал и предусмотрел все возможные варианты развития событий. Все произошло именно так, как было изначально задумано. Находившийся внизу трюм словно вымер, мостик тоже опустел, лишь с палубы изредка доносились негромкие голоса вахтенных. В двадцать пять минут второго Раффлз, одетый в одни плавки, зажав в зубах чашку Петри с куском ваты внутри и заложив за ухо небольшую отвертку, проскользнул в шахту через находившийся над его койкой вентиляционный люк. В напряженном ожидании прошло около четверти часа. Потом в отверстии люка показалась его голова. В зубах он по-прежнему сжимал препаратную чашку с аккуратно завернутым в вату сокровищем южных морей. Он открутил винты и водворил их на место, открыл люк в каюте фон Хойманна и плотно закрыл его, когда возвращался. Все это Раффлз проделал быстро, хладнокровно и решительно. Что же касается спавшего пруссака, то тут все прошло на удивление гладко. Раффлзу удалось сперва приложить пропитанную хлороформом вату к его пышным усам, а затем сдвинуть ее на его приоткрывшийся рот. В результате бравый гвардеец оказался полностью обездвижен на довольно долгое время, так что незваный гость получил полную свободу действий.
И вот наконец вожделенная жемчужина размером с лесной орех оказалась у нас в руках. Она отливала чуть заметным розовым оттенком, словно наманикюренный дамский ноготок. Со времен вольных корсаров она проделала долгий путь: сперва в Британию, потом в Европу – и теперь возвращалась в качестве дара германского императора туда, где в бурную эпоху морской вольницы ее добыли отчаянные флибустьеры. Мы словно завороженные не могли отвести от нее глаз и любовались ею снова и снова. Налив в стакан припасенный еще с вечера виски, мы опустили ее туда и по очереди выпили, празднуя нашу победу. Настал торжественный момент нашего триумфа. Перед нами открылись такие радужные перспективы, какие не снились нам и в самых сладких снах. Оставалось лишь понадежней спрятать сей камушек, который Раффлз вынул из оправы, чтобы в крайнем случае мы смогли бы выдержать самый тщательный обыск, после чего беспрепятственно сойти с ним на берег в Неаполе. Именно этим Раффлз и занимался, когда я вошел в каюту, после того как осмотрел весь коридор и лестницу, ведущую на палубу. Он сказал, что оправой придется пожертвовать, чтобы отвести от себя любые подозрения и спокойно продолжить плавание. Я же выступал за то, чтобы часа в четыре ночи осторожно спуститься по грузовому трапу на пристань в Генуе, оттуда как можно быстрее добраться до вокзала и уехать первым же поездом. Раффлз и слышать об этом не хотел. Он привел мне с десяток аргументов в пользу своей точки зрения, и все они показались мне бесспорными.
