Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
А вот выписка из судового журнала «Св. Анны»:
«В состав экспедиции еще входит Ерминия Александровна Жданко, которая была столь любезна, что согласилась заменить, хотя и отчасти, не прибывшего врача. Она окончила самаритянские курсы и знает уход за больными».
В своем последнем письме к родителям, датированном 28 августа 1912 года и отправленном из Югорского Шара, Ерминия Александровна написала следующее:
«…Наше опоздание произошло из того, что дядя, который дал. денег на экспедицию, несмотря на данное обещание, не мог их вовремя прислать, так что из‑за этого чуть все дело не погибло… Страшно подвел лейтенант Андреев. Струсил и доктор, найти другого не было времени, затем в Тронгейме сбежал механик.. Аптечка у нас большая, но медицинской помощи, кроме матроса, который когда‑то был ротным фельдшером, — никакой, все это на меня производит такое удручающее впечатление, что я решила сделать, что могу, и вообще, чувствовала, что если я тоже сбегу, как и все, то никогда себе этою не прощу…»[91].
Наивная экзальтированная девочка! Она ведь и впрямь верила, что может заменить в тяжелом полярном плавании судового врача Сестра милосердия — это, проще говоря, высококвалифицированная санитарка, то есть даже не медицинская сестра в современном понимании этого слова. Но ведь команда состояла из молодых и здоровых мужиков. Что с ними может случиться? Да и во Владивосток планировалось прейти уже к концу осени 1913 года. Безусловно, хороший уход за больным имеет огромное значение, но кому‑то нужно правильно поставить диагноз и грамотно назначить лечение. Собственно же медицинскими знаниями, а тем более по специфическим для Заполярья заболеваниям, на «Св. Анне» не обладал никто! Кто был тем ротным фельдшером, про которого упоминает в письме к своим родителям Ерминия Александровна, остается загадкой. Во всяком случае, о его медицинской деятельности на судне ни в одном известном на сегодняшний день документе не сказано ни слова. По поводу загадочной болезни, в первую же зимовку сразившей экипаж и в особо тяжелой форме капитана, среди современных специалистов спор не утихает до сих пор. Одни считают, что это трихинеллез, вспыхнувший в результате употребления в пищу непроваренного мяса белого медведя, другие возражают, что цинга, то есть недостаток в организме витамина С. Все потому, что для постановки точного дифференциального диагноза недостаточно клинических данных. А это значит, что нельзя исключить ни то, ни другое. Прибавьте сюда наверняка имевшие место другие авитаминозы, возможность отравления печенью белого медведя, общее истощение, длительную гиподинамию, сырой спертый воздух в невентилируемых помещениях, а также угнетающее психологическое воздействие полярной ночи и неясного будущего, хроническое переохлаждение, и вы восхититесь, что все участники экспедиции вообще так долго оставались живы. А ведь в поход отправились совершенно обыкновенные люди, а не тренированные спортсмены, как, например, все тот же Нансен[92]. Тем не менее юная Ерминия, наравне с мужиками переносившая все тяготы и невзгоды, старалась, как могла. По крайней мере, хоть и не в полном здравии, но до 10 апреля 1914 года все они еще были живы.
Раз уж зашел разговор о женщине на корабле, не могу не коснуться вопроса любовного треугольника, по которому так сохнут многие исследователи. Почему‑то всем очень хочется, чтобы он обязательно был. И обязательно Жданко должна была полюбить либо капитана, либо штурмана. Почему именно кого‑нибудь из них? И почему именно это должно было послужить ключевой причиной размолвки Брусилова и Альбанова? Наверное, это красиво по классике жанра, но на судне, кроме капитана и штурмана, было еще два десятка молодых здоровых мужиков. Почему она вообще была обязана непременно кого‑то полюбить? Но вот то, что единственная женщина на корабле среди множества мужчин, находящихся в двухгодичном вынужденном бездействии, являлась катализатором межличностных конфликтов — это бесспорно. Михаил Андреевич Чванов, цитируя в своей книге В. А. Троицкого, пишет:
«В 1957— 58 годах я был знаком с полярным капитаном А. В. Марышевым, ныне покойным, который до войны плавал на одном судне с Александром Конрадом. На вопрос Марыгиева, в чем причина размолвки Альбанова с Брусиловым, тот якобы после долгого молчания с присущей ему прямотой неохотно ответил: «Все из‑за бабы получилось». Хорошо зная правдивость и честность Марыгиева, я не допускаю, чтобы он мог это придумать».
Ну, а что, собственно, в этом нелогичного? Но это не могло стать решающим в отношениях двух серьезных людей в такой непростой ситуации. А то, что вся команда, по словам того же Александра Конрада, ее боготворила, тоже нормально. Представьте себе фиалку в зарослях репейника! Не так давно на одной из российских полярных станций один из сотрудников рискнул взять с собой на зимовку жену. В результате через некоторое время он был вынужден ее даже в туалет провожать с топором, охраняя отнюдь не от хищников, а от собственных товарищей! Конечно, женщина в таких условиях становится дополнительным фактором напряженности. Но вот Альбанова, я думаю, Ерминия Жданко, скорее всего, побаивалась. Прямолинейный, жесткий, самодостаточный, он скорее мог внушать ей почтительный страх, нежели трепетные чувства. Если бы между ними действительно что- нибудь было, то я нисколько не сомневаюсь, что штурман изыскал бы все необходимые аргументы и возможности, чтобы забрать ее с собой на Большую Землю. Мне и самому очень хотелось бы поверить в романтическую версию Н. А. Северина и М. И. Чачко[93], в которой рассказывается о том, что Ерминия якобы передала Альбанову на прощание запечатанный конверт с признанием в любви. И, конечно же, она попросила вскрыть письмо, только когда штурман доберется до материка. Все это так красиво, но, боюсь, что к реальности не имеет никакого отношения.
Психологическая подготовка команды — это вообще отдельная забота и целая проблема при организации любой экспедиции, а уж тем более в Арктику. Да, во времена оные не было даже самого такого понятия, как «психологическая совместимость», но был определенный опыт поморов, которые, отправляясь на свой опасный промысел, тщательно подбирали себе команду. Был богатейший опыт Пири, Скотта, Амундсена и многих других. Но ни Брусилов, ни Альбанов организацией собственных экспедиций никогда не занимались и такого опыта не имели. Да и о каком отборе и психологической подготовке вообще может идти речь, когда люди набираются впопыхах, буквально за несколько часов до выхода в море? Некоторые матросы даже не очень ясно себе представляли, куда, зачем и на какой срок они уходят в море. Из дневника Александра Конрада:
«4 ноября 1912 года. Вечером все собрались в салоне у капитана, где он читал нам лекцию о цели нашей экспедиции».
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
