— Где выход, Матвей Тимофеевич? Ведь без надежной связи мы будем повязаны по рукам и ногам.
Никитин пожал плечами:
— Что тут посоветуешь? Надо теребить командование фронта.
В тот день специальной почтой Катуков запрашивал Военный совет фронта о выделении рации, «способной непрерывно поддерживать связь с корпусом. Кроме того, прошу придать самолет для связи, т. к. других средств в корпусе нет».[113]
Все это делалось по ходу развития событий, а они развивались в тот день довольно быстро. Получив информацию о том, что противник накапливает пехоту и танки в районе Кривцова Плота и Марьина, Катуков решил упредить немцев, приказал командиру 1–й мотострелковой бригады полковнику С.И. Мельникову первым нанести артиллерийский удар. Ему было выделено по пять снарядов на орудие, «вперемешку — шрапнель с осколочными».[114]
Два дня — 30 июня и 1 июля — 1–й танковый корпус непрерывно атаковал противника, отбросил его на 4–5 километров в районе Жерновки, Овечьего Верха и Никольского. Успех можно было бы развить и дальше, но все усилия на нет сводила немецкая авиация, стаями набрасывавшаяся на наши танки.
На участке фронта, на котором действовал 1–й танковый корпус, нашей авиации было мало. Иногда прикрытие обеспечивали летчики 3–го истребительного авиакорпуса генерал—майора Е.Я. Савицкого. Но что могли сделать два—три, в лучшем случае пятерка истребителей против десятков «мессершмиттов», «хейнкелей», «юнкерсов»? Разве что подразнить!
В связи с этим Катуков обращается к командующему 13–й армией генерал—майору Н.П. Пухову:
«Выделенных для обеспечения операции корпуса 10 истребителей и 10 штурмовиков — явно недостаточно, т. к. со стороны противника в воздухе над районом расположения корпуса появляются одновременно свыше 50 самолетов противника.
Прошу вашего ходатайства перед командующим войсками Брянского фронта об усилении прикрытия корпуса с воздуха».[115]
1–й танковый корпус сражался на редкость самоотверженно, несмотря на превосходство сил противника, особенно в авиации. Об этом можно судить по донесениям штаба корпуса.
1 июля 1942 года — командованию 13–й армии:
«С 13.00 30.06.42 г. части корпуса ведут встречный бой с противником на рубеже Бараново, Муравский Шлях, Баранчик. Силы противника: по неточным данным, до 30 танков, 2 пехотных полка с сильной противотанковой артиллерией.
Противник от рубежа Бараново, Муравский Шлях к востоку не пропущен, но и части корпуса продвинуться вперед не смогли. Авиация противника в течение дня массированными налетами одновременно от 50 до 80 самолетов беспрерывно бомбит район действия корпуса».[116]
2 июля 1942 года — начальнику штаба Брянского фронта: «Противник форсировал р. Кшень в районе Калиновка и южнее, начал распространяться в восточном и северо—восточном направлениях. К 16 часам в районе Калиновка, Турчаново, Алексеевка, Мишино — до 2 пехотных полков и 50 танков противника».[117]
В 6 часов утра 2 июля корпус вступил в бой с 385–й пехотной дивизией противника, имея задачей окружить и уничтожить ее. Ожесточенные схватки вспыхивали за каждую высоту, за каждый населенный пункт, будь то хутор или небольшая деревушка. Танкисты действовали испытанными приемами, били немцев из засад, перемалывая его живую силу и технику. В селе Мишино был, например, разгромлен пехотный полк, уничтожено два артиллерийских дивизиона.[118]
Но, пожалуй, наибольший успех выпал на долю 49–й танковой бригады. Катуков приказал комбригу полковнику Д.Х. Черниенко выбить немцев из населенных пунктов Огрызково и Новая Жизнь, занятых 3 июля. При поддержке частей 15–й стрелковой дивизии полковника А.Н. Слышкина Черниенко фланговыми ударами отрезал от реки Кшень 246–й полк противника и разгромил его. Лишь небольшим разрозненным группам вражеских солдат удалось вплавь переправиться на другой берег.[119]
Немцы настойчиво рвались на север и северо—восток, не считаясь ни с какими потерями. В боях с 2 по 10 июля в результате сдерживающих ударов 1–го танкового корпуса противник потерял до 10 тысяч солдат и офицеров, 51 танк, 5 бронемашин, 118 пушек, 81 противотанковое орудие, 56 минометов, 52 станковых и 42 ручных пулемета, 5 тягачей, 2 самолета и 1 аэростат.[120]
Ставка Верховного Главнокомандования обеспокоена положением наших войск на воронежском направлении, между реками Тим и Кшень. Из—за слабого прикрытия артиллерией и авиацией противник мог ударить по тылам 40–й и 15–й армий, что значительно бы ухудшило положение войск Брянского фронта. Чувствовал эту угрозу и Катуков: 1–й танковый корпус находился на стыке двух армий и принимал на себя удары, нередко неимоверной силы, гитлеровской авиации и танков. Чтобы выстоять, часто приходилось обращаться за помощью то к соседу слева — генерал—майору И.Н. Русиянову, командиру 1–й гвардейской стрелковой дивизии, то к соседу справа — полковнику А.Н. Слышкину, командиру 15–й стрелковой дивизии. Обоих командиров Михаил Ефимович знал по довоенному периоду. В трудный час пехотинцы поддерживали танкистов своим огнем.
Задержать немцев удалось, но разгромить — не хватало сил. Командование фронта вводило в бой танковые корпуса разрозненно, поодиночке, что не давало должного эффекта. Наверно, осознав свою оплошность, штаб фронта решил объединить для совместных действий 1–й и 16–й танковые корпуса и придать им 15–ю стрелковую дивизию. Так, 5 июля 1942 года была создана сводная танковая группа под командованием Катукова.
Для обсуждения планов совместных действий в штаб 1–го танкового корпуса прибыл командир 16–го танкового генерал—майор М.И. Павелкин со своим комиссаром Соколовым. Катуков принял гостей, угостил чаем, а через полчаса уже шел предметный разговор, касающийся фронтовой обстановки и задач, стоящих перед группой.
Прорвав нашу оборону, немцы начали развивать успех в восточном направлении. Пять танковых, несколько моторизованных и пехотных дивизий вышли к Дону, южнее Ельца. Под угрозой оказался Воронеж, крупный промышленный и железнодорожный центр. Некоторым немецким частям удалось даже переправиться через Дон. Навстречу им устремились советские танковые соединения: с севера генерал—майора А.И. Лизюкова, с юга — 17–й танковый корпус Фекленко, с востока — генерал—лейтенанта Я.Н. Федоренко.
