Она самым подробным образом рассказывала детям о том, как проводила время вместе с мужем. Рано утром в их спальню входила горничная, открывала окно и ставни, после чего принц Альберт вставал, надевал длинный халат и отправлялся в свой кабинет, где зажигал свою немецкую лампу. Он привез ее из Германии, вспоминала королева, и никогда не расставался с ней. После завтрака они сочиняли письма, изучали официальные документы, читали книги и т.д. Принцу Альберту приходилось часто писать письма на английском, и тогда он показывал их королеве, чтобы она могла проверить орфографию и подобрать более подходящие слова. А когда у них родился последний ребенок, который быстро научился ходить и говорить, то стал любимцем принца. Дочурка вставала рано утром и, сразу же направляясь в спальню, поднимала папу. Потом она долго наблюдала, как он одевается, умывается, бреется, и только после этого выходила вместе с ним из спальни. А когда случайно опаздывала и находила отца уже одетым, то капризно надувала губы и недовольно ворчала: «Какая жалость». Отец брал ее за руку, и они вместе спускались вниз завтракать.
А теми редкими вечерами, когда королева и принц оставались наедине, они читали друг другу книги. «Я сидела на диване, — вспоминала королева, — посреди комнаты, а передо мной стоял небольшой столик с немецкой лампой и канделябр со свечами. А Альберт усаживался в низкое кресло с другой стороны стола и читал мне выдержки из той или иной книги».
«Я была так счастлива в те дни, — писала королева в дневнике летом 1843 г., сожалея о том, что сейчас ей приходится часто менять королевские резиденции. — А где я сейчас не счастлива?» Королева действительно была счастлива, когда в доме было мало гостей; и в особенности занудных женщин, которые часто раздражали ее мужа. Давно уже прошли те времена, когда принц Альберт мог часами сидеть над шахматной доской, пока королева разговаривала с премьер-министром или с другими важными гостями, а придворные леди и джентльмены изнывали от скуки. Теперь принц Альберт часто играл с придворными, разгадывал шарады, составлял кроссворды, и хотя много внимания уделял детям, все же находил время занимать придворных дам интересными рассказами. Он мог уже позволить посмеяться над собой и даже показывал собранную им большую коллекцию карикатур, многие из которых изображали его далеко не в самом привлекательном виде.
Леди Литтлтон вспоминала позже, как однажды вечером он показывал эту коллекцию жене и ее придворным дамам и вместе с ними от души смеялся над карикатурами. Причем делал это так задорно и с таким юношеским озорством, что заражал своим весельем всех присутствующих. Но вместе с тем, отмечала леди Литтлтон, в его голосе можно было уловить грустные нотки.
А Джорджиана Лиддел, которая в то время была одной из наиболее близких служанок королевы, рассказывала, как однажды вечером все придворные дамы весело танцевали рил, а королева наблюдала за ними и хохотала. А в другой раз королева вдруг предложила, чтобы все придворные станцевали после кадрили какой-нибудь сельский танец. «Все незамедлительно приняли ее предложение, — вспоминала леди Литтлтон. — Этот призыв прозвучал для них как боевой горн. Лорд Абердин (министр иностранных дел в правительстве Роберта Пиля) был похож в танце на подбитую ворону, а сам Роберт Пиль всеми силами старался выглядеть достойно, однако с трудом держался на ногах и все время спотыкался, сохраняя привычное для него выражение лица с явными признаками досады и смущения».
А королева в это время пристально наблюдала за принцем, не обращая никакого внимания на остальных. Он был красив и грациозен в танце. Иногда ей казалось, что у него манеры танцора балета, и для этого были некоторые основания. Когда однажды королеву упрекнули за слишком угрюмый вид, она ответила, что очень устала и именно поэтому выглядит недовольно. «Что я должна делать в таком случае?» — спросила она принца Альберта. Тот, по словам леди Литтлтон, посоветовал ей в следующий раз «вести себя, как всегда делают танцовщицы балета после удачно выполненного пируэта: широко улыбаться, демонстрирую свои прекрасные зубы». При этом принц Альберт сопроводил свой совет таким «лихим пируэтом, что у окружающих даже дух захватило».
А в последующие годы королева Виктория с огромным удовольствием вспоминала те вечера, которые они проводили в ее спальне перед тем, как отправиться ко сну. Она часто рисовала его, а он, облокотившись на каминную доску, долго рассказывал ей о прошедшем вечере и об интересных встречах с гостями. Иногда такие разговоры затягивались до полуночи, и тогда в «спальню входила служанка и начинала раздевать меня. А он продолжал свой рассказ и внимательно следил за украшениями, иногда давая советы служанкам, как и что следует делать. Доходило до того, что он мог сделать замечание, если, на его взгляд, служанка допускала какую-либо оплошность... А потом он уходил в свою комнату... Я быстро раздевалась, но, увы, мне часто приходилось понапрасну терять время и читать, пока служанка не приведет в порядок мои волосы...»
19. СПОРЫ В КОРОЛЕВСКОЙ СЕМЬЕ
«Виктория слишком вспыльчива и нетерпима по отношению ко мне, чтобы спокойно обсуждать мои проблемы».
В феврале 1841 г., то есть за восемь месяцев до того; как Роберт Пиль сформировал свое правительство, королева и принц Альберт обратились к герцогу Веллингтону, которого к тому времени уже считали своим «лучшим другом», с просьбой, чтобы он представил герцога Саксен-Кобургского во время обряда крещения их первой дочери Виктории.
«Никогда еще меня не принимали так хорошо, — записал герцог вскоре после своего визита в Виндзорский дворец, — Я сидел рядом с королевой за обеденным столом, иона пила вино наравне со мной». Герцог делал все возможное, чтобы угодить королеве. Так, например, во время военного смотра в Виндзорском парке он приказал не стрелять из артиллерийских орудий, прекрасно зная, что королева Виктория терпеть не может грохота пушечных выстрелов. Он решил обрадовать ее и сообщил, что на сей раз не будет никаких выстрелов. Но тут произошло какое-то недоразумение, и его последние слова были заглушены оглушительными артиллерийскими залпами, Это было так смешно, что королева «разразилась громким смехом и долго не могла успокоиться». А герцог был вне себя от ярости и принимался злиться еще больше, когда его пытались успокоить. После этого он приказал артиллеристам немедленно покинуть парк.
А во время концерта его попытки понравиться королеве были более успешными, Королева где-то сильно простудилась и все время вытирала нос. Вскоре у нее не осталось ни одного сухого носового платка, а уходить с концерта ей очень не хотелось. Герцог сидел за ее спиной и, быстро сообразив, что королева оказалась в затруднительном положении, полез в карман, где предусмотрительно хранил целую стопку запасных носовых платков. «Я немедленно вынул один из них и сунул ей в руку, — вспоминал он позже. — Через некоторое время я протянул ей второй платок, затем третий, а потом шепнул, что у меня есть еще и четвертый на тот случай, если он ей понадобится».
Принц Альберт сообщал, что дочь королевы принцесса Виктория вела себя во время крещения с величайшим достоинством и как «истинная христианка». «Когда ее разбудили, она совсем не плакала и за веем наблюдала с превеликим удовольствием, причем наибольшее внимание обращала на яркие огоньки свечей и сверкающие пуговицы людей в униформах. А все потому, что она изначально была девочкой умной, сообразительной и наблюдательной».
