— Конечно. — Уилл постучал в потолок — карета остановилась. Он приказал кучеру поехать в Гайд-парк, и они снова тронулись в путь.
— Вам следует сесть туда, — сказала Элизабет, указывая на место напротив. — Нас не должны видеть сидящими рядом, это неприлично.
— Разумеется. — Он вернулся на прежнее место напротив нее. Она вытерла глаза.
— Уилл, мне нужно уехать из дома.
— Что? — Он с трудом взял себя в руки.
— Я подумала, — сказала она, выглядывая из окна, — они уже въезжали в парк, — если это станет известно, Элли и Люси не смогут найти себе достойных мужей. Все общество станет презирать нас.
— Вам некуда идти.
—Я могу жить у Софи.
Бессильный гнев овладел им.
— Лучше жить у внебрачной дочери влиятельного лица?
— Это очень жестоко, — возразила Элизабет.
— Да, конечно. Но именно так скажут люди. Ваш отъезд вызовет новые сплетни. — Он не мог допустить этого. Нужно убедить ее не делать этого.
— Я отдаю себе в этом отчет, но могу сказать, что гощу у нее, пока ее тетя навещает родственников.
— Нет.
Элизабет нахмурилась.
— Что значит «нет»?
— Я не позволю вам уехать. — В конце концов, он герцог, и это немаловажно. Он наверняка обладает некоторой властью над ней.
— Вы не вправе запретить мне это.
Он наконец вспомнил то, что могло бы ее остановить.
— Если вы уедете из дома, тогда и я уеду.
— Что вы хотите этим сказать?
— Я соберу вещи и вернусь в Америку. Немедленно. А Ричарда и Кэролайн оставлю управлять поместьями, с тем, чтобы они отправляли мне часть доходов.
— Вы не посмеете!
Он наклонился к ней.
— Я могу это сделать.
— Я ненавижу вас, — пробормотала она.
— Неправда, — прошептал он. — В этом-то и дело, не так ли?
Элизабет отказалась отвечать на этот вопрос, потому что никогда бы не призналась, что он прав. По крайней мере, сейчас. Если им когда-нибудь удастся выкарабкаться из этой ситуации, она расскажет ему о своих чувствах. Но не раньше.
Она откинулась на бархатные подушки и сложила руки на груди.
— Пожалуйста, отвезите меня домой, Уилл.
— Как хотите. — Он дал сигнал кучеру поворачивать к дому. — Что у нас сегодня вечером?
— Только обед у лорда Селби.
— Очень хорошо. Я думаю, после того, что мы узнали от леди Кантуэлл, нам следует увидеться с Сомертоном.
— Конечно. Он наверняка будет там. Они с Селби сблизились за последний год, с тех пор как он был секундантом у Селби. — Элизабет рассматривала цветочки на своих юбках. Ей было ненавистно разделяющее их пространство, но она знала, что оно необходимо.
— Селби стрелялся на дуэли?
— Да, один ужасный человек оскорбил Эйвис, и Селби потребовал сатисфакции.
— Молодец, — сказал Уилл.
— Вы одобряете Селби? Ведь его могли убить.
— Но не убили.
Они приехали и вошли в дом. Элизабет шла следом за Уиллом, который направился в свою комнату.
— Вы со мной? — спросил он таким соблазняющим тоном, что мысли Элизабет едва не потекли в том же направлении.
— Я хотела бы прочесть дневник покойного герцога.
— Не думаю, что это удачная мысль.
— Почему же?
— Там есть записи, совсем не подходящие для того, чтобы их читала незамужняя женщина, — сухо ответил он.
— Дайте мне его, — потребовала Элизабет. Уилл, разозленный, встал перед ней, загородив дверь.
— Нет! Это в высшей степени неподобающе.
— Так же, как и то, чем мы занимались на диване в музыкальной комнате. И что делали в вашей спальне.
Он открыл дверь в спальню и втащил ее туда. Закрыв дверь, он наступал на нее, пока она не оказалась в ловушке между дверью и его сильным телом.
— Элизабет, — пробормотал он.
Как бы сильно он ни желал ее, это было неправильно. Пока они не будут знать правду, хотя бы один из них должен оставаться непоколебимым, и сегодня это была она. Она положила руки ему на грудь и оттолкнула его.
— Мы не можем, Уилл.
— Я знаю. — Он схватил со стола попавшуюся ему на глаза книгу и швырнул ее через всю комнату. — Я ненавижу его.
— Я тоже, — шепотом сказала она. — Пожалуйста, позвольте мне взять его, и я уйду.
— Очень хорошо, но предупреждаю вас: он отвратителен. — Уилл подошел к камину и отодвинул панель. Он вынул дневник и бросил ей.
— Спасибо, Уилл. — Ее руки дрожали. Мрачное предчувствие овладело ею. Она предполагала, что у ее отца были любовницы, но Уилл дал понять, что все было гораздо хуже.
— Элизабет, если вам понадобится поговорить с кем-нибудь об этом…
— Спасибо. — Элизабет вышла и вернулась в свою комнату. Опустившись в стоявшее у окна кресло, она провела пальцами по кожаному переплету и, вздохнув, медленно открыла тетрадь.
Первая запись, датированная 1 января 1790 года, содержала описание повседневных дел. Герцог посещал арендаторов в Кендале и раздавал небольшие подарки по случаю Нового года. О ее матери не упоминалось.
Три последующих записи мало отличались от первой, и Элизабет недоумевала, что показалось Уиллу таким мерзким. Она поняла это, когда дошла до записи, сделанной 12 января.
«В конце концов, я затащил новую служанку в свою спальню. Маленькая потаскушка строила из себя недотрогу, пока не увидела моего мальчика. Тогда стало ясно, что я был далеко не первым. Она умоляла меня, чтобы я взял ее сзади, и я дал ей то, чего она хотела. Я не ожидал, что Камилла вернется так скоро. Как и того, что она захочет смотреть, как я деру маленькую потаскушку. Раз уж она была здесь, я приказал ей, чтобы она раздела Камиллу и приготовила ее для меня.
Раздев Камиллу, служанка начала сосать ее титьки. Я почти был готов. Малышка уложила Камиллу на кровать и лизала ее, пока она не вскрикнула, закончив. После этого я занял место служанки и отодрал, Камиллу так, как никогда раньше».
Элизабет закрыла тетрадь и бросила ее на пол. Ей казалось, что чтением описания сцены разврата она замарала себя. Как могла ее мать позволить обращаться с собой подобным образом?
Целый час она просидела, не в силах двинуться с места. Она-то думала, что сможет вынести все, что написано в дневнике, но мысль о том, что ее мать позволяла такие вещи служанкам, угнетала Элизабет. Вспомнив слова Уилла, она засомневалась в том, что прочитала самое худшее, что было в дневнике.
Стук в дверь заставил ее встрепенуться.
