— Помяни мое слово, Сардж, что-то назревает у комми, — говорил Батт, сидя перед вечерними новостями по NBC, что начинались сразу после «Санта-Барбары». — Этот молодой выскочка так бодро взялся за работу, что того и гляди чего-нибудь натворит!
И прогноз Батта не замедлил сбыться — в Союзе грянула антиалкогольная кампания.
Мне вспомнился тощий волосатый Васян, который и соображать-то начинал только после принятия утренних пятидесяти граммов. Наверное, правы были люди в ЦК, решившие оградить страну от влияния «зеленого змия». Но почему-то была уверенность, что это благородное начинание выльется еще в одну очередную трагедию: советская власть начинала подобную кампанию уже в пятый раз и каждый раз проигрывала схватку — пили с каждым годом больше. Ценой последнего проигрыша станет существование страны. Никто, похоже, не считал заранее возможные экономические последствия для СССР от этой авантюры. Убежденные в своей правоте товарищи из ЦК бросились внедрять передовое начинание. Наплевав на разъяснительную работу, на необходимость компенсации поступлений в бюджет — глаза застила необходимость доложить о принятых мерах по исполнению партийной инициативы. На этой кампании разбогатеют очень многие дельцы «теневого бизнеса», получавшие по 100–200 % прибыли в день, а государство уже через год поимеет бюджетную дыру шириной в Гранд-Каньон. Обвалившийся параллельно рынок нефти совершенно уничтожит формирующийся государственный бюджет, заставив Горбачева и его камарилью искать дополнительные доходы в частной инициативе граждан. И будь молодой Генсек немного потверже, возможно, стране и удалось бы вырулить между национальными, политическими и экономическими интересами своих составных частей. Но, как назло, это был самый мягкотелый из коммунистов, склонный к интриганству и чурающийся ответственности.
Все это вспоминалось каким-то фоном, словно происходило не со мной. Наверное, так оно и было — потому что все годы правления Горбачева я проведу в Америке.
А здесь тоже происходило бурление народных масс — Ронни Рейган провозгласил, что в основу безопасности Штатов отныне будет положена Стратегическая Оборонная Инициатива. Предполагалось, что после построения «космического зонтика» из спутников, оснащенных противоракетами, лазерными пушками и точными средствами наведения на цель, накопленный коммунистами ядерный арсенал станет бесполезным. Все очень красиво выглядело в тех мультиках, что крутились по телевидению, и куда менее достойно в передачах серьезных обозревателей.
Оставшись на ферме вдвоем с Сэмом, мы спорили до хрипоты — возможно или нет таким образом обезопаситься от внешней угрозы, считали размер необходимых затрат и все больше приходили к выводу, что вся программа СОИ — хитро продуманный блеф, призванный еще сильнее нагрузить и без того еле сводимый бюджет Советского Союза. Для самой Америки это была масштабная рекламная акция, которую никто всерьез не рассчитывал воплощать. Но часто достаточно показать намерения и решимость, чтобы вызвать в стане врага панику. На это и рассчитывал мистер Рейган.
Захар между тем полностью погрузился в учебу. Он приезжал теперь на ферму раз в две недели, всегда с горящими глазами, нахватавшийся таких историй сверхскоростного обогащения, что захватывало дух.
Для него было большим откровением, что вся жизнь в оплоте капитализма была посвящена лишь накоплению богатства и его распределению между членами общества. Этому было подчинено все: средства массовой информации, литература, искусство, сотни доморощенных религиозных организаций, восхваляемая отовсюду благотворительность, некоммерческие фонды — все служили только золотому тельцу. И оценка их работы сводилась лишь к определению их экономической эффективности: есть доход — ты на коне, уважаемый член общества. Нет дохода — и ты никчемный бездельник, чем бы ты ни занимался. Комсомольская закалка и окружающая действительность создавали непреходящий когнитивный диссонанс в душе Майцева, требовавший немедленного выхода.
— На прошлой неделе разбирали кейсы с историями Кока-Колы, — рассказывал он. — Представляешь, что произошло на Филиппинах лет десять назад?
— Откуда, Захар? Ты же у нас гуру от бизнеса, не я.
— Они проводили лотерею. Ну эта, обычная их фишка — «посмотри номер под крышечкой и выиграй сто баксов!» Вот и на Филиппинах замутили они подобную вещь. Все прошло как по нотам — увеличение продаж на пятнадцать процентов, выплата выигрышей в размере одного процента от увеличившихся продаж — сплошная прибыль. И если бы дело было в Германии — все бы так и шло, как раньше: лотерея «под крышкой» раз в полгода, спровоцированный рост доходов, все рады. Но дело было на Филиппинах. А там народ бедный, практически нищий. И очень желающий разбогатеть. Даже сильнее, чем американцы. Так вот, когда провели вторую лотерею, с выигравшими крышечками приперлось гораздо больше народу, чем рассчитывали в отделе маркетинга Кока-Колы. Больше, чем было напечатано «счастливых крышек». И знаешь почему?
— Подделали номера?
— Нет, — ухмыльнулся Захар. — Номера были самые что ни на есть натуральные! Как я уже говорил, Филиппины — нищая страна. Тысячи жителей, выпив колу с невыигрышными номерами, не выбросили крышки. Они сохранили крышечки от прошлого розыгрыша! Полгода хранили эти жестянки — до следующего «тиража». А в правилах нигде не указано, какого выпуска должны быть крышки, главное, чтобы совпал номер. Пришлось Кока-Коле выплачивать все эти джек-поты.
И я задумался о том, что не важно, что имеют в виду составители правил, важно, как эти условия донесены до общественности.
Здесь еще считали инвестиционную привлекательность компании как отношение дивидендных выплат к цене за акцию, и если бумага окупалась меньше, чем за шесть-семь лет, такое вложение считалось подходящим. Но я-то знал, что мир уже стоит на пороге новой эры — когда доходность не имеет никакого значения, а привлекательность актива формируется только постоянным на него спросом. Apple и Google, в конце концов, и вовсе не платили никаких дивидендов своим акционерам по пятнадцать лет и были при этом так привлекательны, что их бумаги расходились как горячие пирожки. А потом, когда Apple все-таки решилась на выплату, то срок окупаемости акций в расчете на предложенные дивиденды составил на тот момент что-то около двухсот лет. Но это, конечно не предел. Были и такие компании, у которых этот показатель приближался к двум тысячам лет и при этом их акции дорожали и дорожали — словно инвесторы решили жить вечно. Поэтому мне было ясно, что со старыми мерками, с тем инструментарием, что достался нам от прежних трейдеров, делать на рынке нечего — нужны новые решения.
Чарли между тем нашел нам небольшую команду программистов, пытавшихся создать какую-то детскую электронную игру. Их отрекомендовал какой-то его знакомый банковский клерк, знавший их по работе над системой электронных переводов. Только сейчас парни отделились от своей прежней компании и решили заняться собственным делом.
Мы встретились с ними в Луисвилле в начале июля.
— Там будет у каждого игрока своя небольшая корпорация, нужно будет строить всякие заводы и фабрики, нанимать вооруженных наемников и биться за ресурсы. Еще я хочу туда вставить возможность игры на электронной бирже, чтобы торговать своими акциями и скупать конкурентов. А еще можно будет грабить чужие караваны! — вещал нам о своей задумке их лидер, Эндрю Бойд.
