Джо Слейтер».
Я намеренно предпочла такой финал более теплому и личному, вроде «с любовью» или «с сердечными пожеланиями», зная, что сугубо деловой тон письма подскажет Роджеру, что я при этом испытывала. Светская жизнь научила меня обходиться шаблонными фразами.
Я сложила и запечатала письмо, надписала адрес. Не хватало только сургучной печати с вечным девизом этого продажнейшего из городов: «Без денег ты ничто».
Неделю спустя я получила от Роджера пространное письмо, в котором он «с глубоким сожалением» принимал мою отставку и благодарил за «несметные дары» музею.
Я выбросила письмо.
Глава 20
Прослышав о том, что я больше не состою в совете директоров Муниципального музея, Дик Бромир предложил мне должность консультанта у себя в фирме. Я отказалась — с его стороны это был всего лишь дружеский жест, а я еще не скатилась так низко, чтобы жить за счет благотворительности. Тем не менее это был трогательный поступок со стороны человека, который сам не знал, как долго еще продержится на плаву. Думаю, Бромиры упорно вменяли себе в вину все то, чего я натерпелась по милости Дентов, хотя ни Дик, ни Триш больше об этом не упоминали.
Других деловых предложений не последовало, а я не хотела целыми днями торчать дома, жалеть себя и потихоньку сходить с ума из-за ненависти к Монике, предоставляя финансовым проблемам расти и множиться. Их нужно было как-то решать, и мне пришло в голову, что наилучшим вариантом будет несложная работа в любом коллективе. Это обеспечит хоть какой-то доход и вдобавок отвлечет от мыслей о графине. Разумеется, я смотрела на это как на временную меру — так сказать, стратегическое отступление.
Первоначально я хотела воспользоваться прежними связями в антикварном бизнесе, где, как я полагала, мог пригодиться мой опыт. Я наведалась в пару известных мне мест с вопросом, не найдется ли для меня работы. Мой вопрос воспринимался как шутка. Это меня несколько ошарашило: я была уверена, что весь мир жадно следит за моими злоключениями. А между тем даже люди, хорошо меня знавшие и годами имевшие со мной дело, понятия не имели о том, что я разорена. Им в голову не приходило, что я могу искать работу. Если я настаивала, то от меня в буквальном смысле шарахались как от ненормальной.
Пришлось изменить тактику и обратить внимание на магазины, где меня никто не знал, — на Лексингтон-авеню и Третьей улице. Это тоже не принесло результата. Причина была довольно очевидной: есть нечто подозрительное в женщине средних лет, которая входит вот так, с улицы, и спрашивает, нет ли работы. Сообразив наконец, что к чему, я направилась в Гринич-Виллидж, зная, что безработный любого возраста там — вполне обычное явление.
Я блуждала в поисках, пока мне не предложили работу в лавчонке на Десятой улице, забитой сомнительным антиквариатом и «коллекционными» товарами по бессовестно взвинченным ценам. Я уже готова была дать согласие, но обвела взглядом ряды мартышек под красное дерево, стопки подставок под пиво, постеры, продавленную плетеную мебель — и чуть не сгорела от стыда. Что я делаю?! О чем думаю?! У меня рука не поднимется продавать подобный хлам!
Отоспавшись и приободрившись, я пришла к решению подыскать достойную работу в приличном коллективе, желательно среди женщин моего возраста, с которыми можно завести приятельские отношения. Пора расширить круг знакомств, сказала я себе, найти друзей, с которыми не придется стесняться своего положения. Нью-Йорк — огромный город, должны же в нем быть такие, как я: женщины, которым не повезло, надоело сидеть без дела и захотелось сменить обстановку. Общаясь с ними, я забуду о собственных неприятностях и одиночестве.
Так я нашла работу в области, знакомой мне с детства. Когда-то моя мать в Оклахома-Сити работала продавщицей в универмаге высокого класса, вот и я занялась тем же, только в Нью-Йорке. Я поступила в универмаг «Бергдорф Гудман», в отдел вечернего платья, что на четвертом этаже.
Женщине взяться за такую работу — примерно то же, что алкоголику поступить в винный магазин. Я обожала наряды. В прежние времена не проходило сезона, чтобы я не побывала в Париже на демонстрации новой коллекции. Гардероб тех времен все еще пылился на складе в Куинси, вместе с другим, теперь уже бесполезным имуществом, с которым у меня не хватило сил расстаться. Я очень надеялась, что постоянное пребывание среди дорогой одежды подавит во мне чисто женскую потребность делать покупки.
Теперь мне приходилось вставать в одно и то же время, спешить по улице в толпах таких же простых американцев, пробивать, подобно другим, карту табельного учета. Это была хорошая терапия. Я чувствовала, что исцеляюсь. Нечасто я позволяла себе вспомнить прежние золотые денечки и старалась не упоминать о них среди коллег. Судя по задумчивым взглядам, продавщицы постарше о чем-то догадывались, но молодежи не было дела до моего прошлого. Лишь однажды меня спросили, не имею ли я отношения к «тем Слейтерам». Я ответила отрицательно.
Никогда не забуду день, когда лифт открылся и в отдел вечернего платья — «наш отдел», могла уже сказать я — ступила Джун Каан, в одном из ее элегантных костюмов, опрятная и чопорная, только что из парикмахерской. Я подошла и, желая пошутить, подобострастно осведомилась:
— Чего изволите, мадам?
— Я приглашена на венчание, — ответила Джун, глядя на меня немного свысока, но без презрения, как и следует смотреть на прислугу. — Нужно что-нибудь подходящее к случаю.
Она отвернулась и принялась передвигать вешалки, уже не обращая на меня внимания. Мне понравилось, как она поддержала шутку, и я решила продлить момент.
— Возможно, подойдет беленая мешковина?
— Мешковина? — Джун бросила через плечо насмешливый взгляд. — Она уже не в моде.
Только тут я поняла, как далеко разошлись наши пути — моя подруга не узнала меня.
— Ты даже не поздороваешься? — осведомилась я и получила в ответ негодующий взгляд, который медленно и довольно комически начал преображаться в изумленный по мере того, как Джун понимала, кто перед ней.
— Джо? — изумилась она, щурясь так, словно нас разделяло сильно запыленное стекло. — Боже мой, милочка!
— Неужели я настолько изменилась? — Я издала фальшивый смешок.
Видимо, с точки зрения Джун перемена была разительной, потому что она даже не улыбнулась. Наоборот, подавила дрожь.
— Нет, что ты, Джо! Просто… просто ты немного набрала в весе. Ведь правда?
«Всего-навсего тридцать фунтов!» — послышалось у меня в ушах. Скорее всего это был внутренний голос, но я испугалась, что высказалась вслух. Очевидно, нет — Джун даже не поморщилась.
— Милочка, мы с Бетти наперебой звонили тебе раз двести, не меньше. Ты ни разу не подняла трубку, там только этот глупый автоответчик. Мы не знаем, что и думать! Ты даже не пригласила нас посмотреть на свою новую квартиру. Надеюсь, ты от нас не прячешься? Где ты была все это время? Ездила в круиз? Или подписала новый контракт? Говори же, где ты пропадаешь?
