это на меня из злости. Прости, но мне трудно поверить, что Монро способен воспитать порядочного молодого человека, достойного быть с моей дочерью.
Не знаю, что я могу сказать в этот момент, чтобы убедить отца, что знаю сердце Августа и оно не похоже на сердце его отца.
— Ты знаешь, Шер. Ты всегда можешь поговорить со мной о чем угодно. Я знаю, что это было тяжелое лето с твоей мамой, но, если ты захочешь поговорить о чем-нибудь, я здесь. Тебе не нужно убегать…
— Я пыталась поговорить с тобой несколько дней назад.
— Я имею в виду, ты можешь прийти ко мне со всем, что тебя беспокоит.
— Сообщения, которые я видела, определенно беспокоят меня.
У меня нет сил играть с ним в «милую», ходить вокруг да около или заставлять его признаться. Особенно когда он ведет себя так пренебрежительно.
Отец делает тяжелый вдох, сгорбившись и опираясь локтями на колени.
— Я уже рассказала о них двум людям, — добавляю я. — Так что, если с мамой что-нибудь случится, ты будешь первым, на кого они обратят внимание. Ты и Кара.
— Господи, Шеридан, — он зарывается лицом в свои руки. — Ты действительно думаешь, что я причиню боль твоей маме?
— Я не знаю, что и думать… Ты ничего мне не говоришь, кроме того, что это личное и конфиденциальное. По мне, так это очень похоже на интрижку.
— Ты все не так поняла, — отец смотрит на дверь, как будто ожидая, что мама войдет в любую секунду, а потом качает головой. — Послушай. Несколько месяцев назад я потерял работу. Я никому не сказал, даже твоей маме. Я не хотел причинять ей лишний стресс. Это была ерундовая причина, к которой, я уверен, приложил руку Винсент Монро.
Сколько я себя помню, мой отец начинал новую работу, пробивался наверх через пару лет, но его увольняли по какой-то идиотской причине. Он всегда подозревал, что за этим стоит Винсент, учитывая их историю и его склонность сеять хаос, но отец никогда не мог этого доказать.
— В общем, Кара — адвокат, специализирующийся на трудовом праве. Она собирает для меня дело о незаконном увольнении. По крайней мере, пытается. Похоже, они могут урегулировать дело во внесудебном порядке, возможно, в шестизначном диапазоне. Это изменило бы нашу жизнь. Мы могли бы выплатить обе ипотеки, впервые в нашей супружеской жизни водить надежную машину, оплатить все медицинские счета твоей матери, покрыть твое обучение, а остальное отложить на пенсию.
— Прости, но как ты можешь позволить себе адвоката, если ты не работаешь?
— Она делает это безвозмездно — в качестве одолжения для нас. Ты, наверное, была слишком маленькая, чтобы помнить, но Кара была довольно популярна здесь в те времена. Она вроде как смотрела на нас как на родителей, которых у нее никогда не было. Это я подтолкнул ее к получению юридического образования. Видимо, Кара почувствовала, что хочет отплатить, вернуть должок, или типа того.
— Хорошо… — я обдумываю это. — Так если ты не работал последние пару месяцев, куда ты ходил посреди ночи?
— В хижину, — говорит он, имея в виду однокомнатный рыбацкий домик друга семьи на озере Грейстоун. Они всегда давали папе право пользоваться им, и он находился примерно в тридцати минутах езды от города, так что это вполне правдоподобно.
— Так ты просто… тусуешься в хижине всю ночь? Пять ночей в неделю?
— Я не сижу без дела, — говорит отец. — Иногда я занимаюсь ночной спортивной рыбалкой. Иногда читаю книгу. Дремлю. Смотрю старый фильм на VHS. Время проходит достаточно быстро. (прим. спортивная рыбалка, при которой пойманную рыбу отпускают)
— И мама ни о чем не догадывается?
— Нет.
— Почему ты ей не сказал?
— Разве это не очевидно? Она не может справиться даже с малейшим стрессом. Представляешь, как она переживет американские горки судебного процесса? К тому же я не хотел обнадеживать ее, если вдруг ничего не выйдет. У нее было достаточно разочарований в жизни.
— Так почему ты не мог сказать мне?
— У тебя было достаточно забот. Я не хотел, чтобы ты волновалась. Ты уже подумывала о том, чтобы отложить колледж. Если бы ты знала, что я не работаю, я бы ни за что не уговорил тебя уехать.
Он прав. Я бы осталась, взяла бы полный рабочий день в магазине сотовых телефонов и настояла бы на том, что должна вносить свой вклад в доходы нашей семьи.
— Я хочу тебе верить, — говорю я, на мгновение задумавшись.
— Ну ты должна. Это правда.
— Почему ты никогда не говорил мне, что тебя обвиняли в убийстве твоей сестры? Что ты был арестован за это?
Отец складывает руки, сжимая их так, что костяшки белеют.
— Потому что это был один из самых мрачных моментов в моей жизни. И я боялся, что ты никогда не будешь смотреть на меня так же.
— Я бы предпочла услышать это от тебя, чем прочитать в выцветшей газетной статье.
Отец сжимает челюсти.
— В конце концов, я бы тебе рассказал.
Думаю, мы никогда этого не узнаем.
— Теперь, когда я рассказал тебе все, что тебе нужно знать, Шеридан, ты должна рассказать мне, что на самом деле произошло с сыном Винса. Скажи мне, почему он платит за сиделку твоей матери.
Я не могу рассказать ему все.
Просто не могу.
Но я могу рассказать ему сокращенную версию.
— Мы познакомились этим летом, — я ковыряю оторвавшуюся нитку в ковре. — И мы поладили. Я сказала, что беспокоюсь о маме, что ей может понадобиться помощь, пока меня не будет… он предложил.
Папа проводит ладонями по своим бедрам, расстроенный, не в силах посмотреть в мою сторону. Он не дурак. Я уверена, что он понял мою историю. В этой жизни ничто не достается даром.
— Мы действительно нравимся друг другу, — добавляю я, держа голову высоко поднятой, а голос кристально чистым. — Он хороший человек. Он не такой, как его отец. Может быть, если бы ты встретил его, ты…
Отец обрывает
