бесценных снимков деда и внука, сделанных в тот короткий промежуток времени, который они вместе провели на этой земле. Все говорили, что он скончался скоропостижно, но на самом деле отец болел уже давно. Он страдал от избыточного веса, диабета 2-го типа и сердечной недостаточности. Тем не менее все мы надеялись и рассчитывали, что он проживет дольше 61 года. Я очень любил отца и до сих пор думаю о нем каждый день.
Отец был военным, и его очень раздражало, что я так и не научился завязывать галстук. Собираясь на похороны в родительском доме, я опять столкнулся с этой проблемой. Даже ради отца мне никак не удавалось завязать самый простой узел. Я терзался чувством вины, но все равно не мог справиться с галстуком. Сколько я не бился, он больше походил на сосиску. Выйдя в холл, я наткнулся на моего тестя Стивена, уже полностью одетого. Они с матерью Трейси, Корки, прилетели в Ванкувер на церемонию.
— Ты специально повязал галстук вот так? — спросил меня Стивен. — Намеренно?
— Нет, и это проблема, — вздохнул я, признаваясь в своей платяной несостоятельности.
Стивен проделал небольшую демонстрацию на собст-венном галстуке, и я повторил все за ним. После нескольких сгибаний и продеваний мне удалось соорудить вполне пристойный «Двойной Виндзор». Я заправил конец галстука за пиджак и похлопал себя по груди. Он выглядел отлично. Впервые с того момента, когда мне позвонили сообщить о смерти отца, я смог улыбнуться.
— Думаю, не стоит говорить отцу, что это ты мне помог.
Стивен застегнул на губах воображаемую молнию и повернул ключик.
Таков уж он был — мой идеальный тесть на протяжении тридцати лет. Адвокат по профессии, финансовый советник и коуч, он помогал клиентам не только решать финансовые проблемы, но и видеть в жизни новые возможности. На табличке у него на столе было написано: «Профессиональный борец со страхами». «Да-да, — убеждал он молодого менеджера по рекламе и его жену, — рожайте еще детей. Покупайте дом побольше. Устраивайтесь на престижную работу».
Люди часто подходили ко мне, вроде как узнавая, а потом: «Вы же зять Стивена Поллана, да?»
Не удивляясь этому вопросу, я кивал: «Да».
То, что они говорили дальше, я слышал столько раз, что мог произнести за них: «Он изменил мою жизнь». Они вспоминали, как Стивен помог им преодолеть какой-нибудь страх, улучшить положение на работе или сделать важный выбор в жизни. Риск и награда за него. Многие называли свое имя и кратко описывали, что сделал для них Стивен. «Скажите, Дебби со Статен-Айленда передает ему привет. Он помог нам купить дом пять лет назад».
Я сообщал Стивену, и он сразу вспоминал: «Ах, Дебби, с пуделем».
В начале 2018 года у Стивена обнаружили рак, и он начал быстро сдавать. Операции не планировалось. Он стал двигаться медленнее, но несгибаемый дух и чувство юмора остались при нем. По-прежнему смешливый и мудрый, он, казалось, совсем не беспокоился из-за болезни; его волновало лишь, как она скажется на его семье. Я знал, что большую часть времени он проводит один в своей квартире; хотя нет, не совсем один, у них с Корки была миниатюрная гималайская кошка, размером с земляную белку. Коко частенько спускалась у него по руке и отпивала из стакана с водой, который держал Стивен. Примерно раз в неделю я заезжал его навестить, обязательно принося с собой коричневый пакет и хорошую книгу. В последнее время ему нравились романы моего друга Харлана Кобена — Стивен обожал главного героя, бывшего спортивного агента, а ныне детектива Майрона Болитара. В коричневом пакете лежали шоколадные эклеры.
Как-то дождливым январским утром я вошел в квартиру и сразу направился на кухню, зная, что Стивен сидит там с чашкой кофе и читает «Таймс», точно так же, как в их доме в Коннектикуте. Улыбнувшись мне, он с усилием поднялся и взял книгу, которую положил на стол рядом с газетой. Я протянул ему пакет.
— Спасибо, — сказал Стивен. — Возможно, попозже. Сейчас мне не хочется есть.
Немного растерянный, он выглядел бледновато по сравнению с загорелым, бородатым Стивеном из прошлого лета, который, словно капитан, стоял на своем пирсе на Мартас-Винъярд, выходящим в бухту Менемша. С другой стороны, была зима, мы находились на Манхэттене, и он потерял несколько килограммов, хотя и не казался истощенным. Да, он медленней двигался и тише говорил. По-прежнему охотно, но более мягким тоном.
Мы присели за стол и стали беседовать о семье и детях. Коко пила воду у Стивена из стакана, совершенно не интересуясь моим обезжиренным капучино из «Старбакса». Мои лекарства хорошо действовали, и я наслаждался обществом тестя. Даже согласился съесть один из его эклеров.
Потом мы перешли в гостиную, включили CNN и немного поболтали про Трампа. И тут в дверь позвонили. Я понял, что из нас двоих открывать должен я, хоть в тот день двигаться мне было тяжеловато. После секундного замешательства я сообразил, что звонят не у главного входа, а у служебного, к которому надо идти через всю квартиру. Спотыкаясь, я добрел до задней прихожей и заглянул в глазок посередине стальной двери. Его не протирали, наверное, года с 1967-го: единственное, что я смог разглядеть — это туманный силуэт серийного маньяка. Я оглянулся, чтобы убедиться, не путается ли кошка под ногами, и открыл дверь.
— Я из медицинских поставок, с оборудованием для хосписа, — сказал мне курьер.
— О, понятно. Входите.
Я поплелся назад в гостиную, и этот парень проследовал за мной с тележкой, где находились стул для душа, кислородный аппарат, баллоны, кислородная маска и прочее. К тому времени, когда мы добрались, Стивен уже стоял в дверях.
— Доставка, — сообщил я.
Стивен окинул взглядом тележку и ее содержимое.
— Ах да. Все правильно.
— Куда это отнести? — спросил парень.
Стивен указал на главную спальню.
Войдя туда, мистер Хоспис начал объяснять нам, для чего нужно все это оборудование, как его устанавливать и как пользоваться. Чем больше он углублялся в детали, тем сильнее вытягивались лица у нас со Стивом. Наконец я его остановил, повернулся к Стивену и задал вопрос:
— Ты правда это заказывал?
Мой тесть пожал плечами и состроил гримасу.
— А ты?
— Вообще-то нет.