Быть немного безумной – это нормально.
Я хватаю кожаную куртку и натягиваю ботинки.
– Спасибо. И как тебе всё время удаётся подобрать нужные слова?
– Я столько лет беспокоилась о тебе и твоей одержимости смертью и разрушением. Я волновалась, что не смогу тебя защитить. Но теперь я вижу, что ты можешь сама о себе позаботиться, и мне больше не о чем волноваться. С моих плеч упала огромная тяжесть, Мэри. Огромная тяжесть. А теперь иди! Иди и твори магию! – Она протягивает мне карточку метро, ключи, перчатки и шапку.
– Ты отличная тётя, – говорю я Джие. – Я тебя люблю.
– Знаешь, – говорит она, – твоя мама очень гордилась бы тобой.
– Она и тобой бы гордилась.
– Нет, это вряд ли, – возражает Джия. – Она бы посоветовала мне заняться собой, что я и собираюсь делать с сегодняшнего дня. Может, даже зайду в одно из приложений для знакомств.
– Это замечательно, Джи. – Я целую её в щёку и выбегаю из квартиры.
Глава двадцать первая
Я врываюсь в двери уборной в «Стране чудес». На стойке с раковинами сидят две девушки, а третья делает макияж.
– Убирайтесь, – говорю я.
Они непонимающе смотрят на меня, а девушка у зеркала продолжает наносить тени.
– Убирайтесь! – На этот раз я уже кричу.
– Наследники просто ужасны! – Одна из девушек, проходя, задевает меня плечом. Когда все уходят, я пропускаю вантуз через дверную ручку и тащу большую металлическую мусорную корзину через всю уборную, придвигая её к двери, чтобы больше никто не вошёл.
– Ладно, – говорю я своему отражению. – Где ты?
Я долго и пристально смотрю в зеркало, но ничего не происходит. Тогда я вглядываюсь глубоко в свои глаза и думаю о голубом свете, о Джеймсе и дверях, которые хочу открыть, и о том, что некоторые вещи не такие, какими кажутся.
И тогда появляется она: я, но более жестокая и опасная на вид. Я наклоняюсь ближе, и зеркало снова становится похоже на жидкость. «Выпей меня», – написано внизу. Я слышала истории о том, что раньше зеркала использовали как жуткие инструменты для слежки. Возможно, это одно из таких – пережиток прошлого, случайно забытый здесь.
– Скажи мне, где они, – требую я. – Покажи прямо сейчас.
Я в зеркале скрещиваю руки поверх красного платья.
– Давай! – кричу я, и через секунду она протягивает руку, хватает меня за плечо и затягивает в Зазеркалье.
Холодный ветер хлещет по щекам, треплет одежду, слёзы застилают мои открытые, но невидящие глаза. Я слышу громкий звук, словно одновременно воет тысяча волков. Я не могу кричать. Но даже если смогу, крик просто исчезнет.
Завывание обрывается так же резко, как началось, словно отрезанное закрывшейся дверью, и внезапно наступает глухая тишина. Я не вижу, но ясно всё чувствую. Воздух поменялся, и вместо влажности и духоты, как в ванной комнате, я ощущаю прохладу кондиционера. Пахнет антисептиком.
Я потираю глаза.
Голубая вспышка пронзает меня как электрический разряд.
Зрение медленно возвращается, словно я выхожу из тоннеля на открытое пространство, и мне открывается что-то вроде коридора – как в офисном здании или каком-то официальном учреждении.
Экран моего телефона загорается как обычно, и он до сих пор полон уведомлений о сообщениях от Беллы, но связи нет. Эта штука бесполезна. Моё дыхание учащается, и я пытаюсь успокоиться, считая от десяти до одного.
Оценить ситуацию. Вот что нужно сделать.
Поэтому я осматриваюсь и стараюсь не думать о том, как я сюда попала и насколько беззащитна или насколько серьёзными могут быть последствия того, что я каким-то образом перенеслась из туалета в «Стране чудес» в своего рода офисный бункер.
В помещении есть письменный стол с креслом из мягкой светло-голубой кожи и стена с множеством кнопок и лампочек. Позади стола в строгом порядке расставлены несколько горшков с растениями разных размеров и форм. Ещё тут есть небольшая книжная полка и лампа в форме листа.
Я сглатываю. Меня снова захлёстывает паника, и я пытаюсь вспомнить, чему научилась на тренировках в полиции. Быть начеку, выяснить, что происходит, двигаться шаг за шагом.
А потом я вижу совершенно другое кресло, если его вообще можно так назвать. Моё сердце пускается в головокружительный галоп, а затем почти останавливается. От лица и конечностей отливает кровь.
Я приседаю на корточки за столом, прежде чем успеваю осознать, на что я смотрю и почему меня так пугает эта конструкция из металла, дерева и ремней. Кресло стоит в углу на противоположном конце комнаты. Оно около двух метров высотой, сделано из дерева, укреплено и привинчено к полу толстыми листами железа, а с подлокотников свисают кожаные ремни, соединённые с ножками. На столе передо мной блокнот – бумажный, а не приложение на экране. Рядом лежит синяя ручка. На странице блокнота нацарапаны беспорядочные каракули.
«Крики», – написано там.
«Уровень боли – 7».
«Рога».
Мне нужно убираться отсюда.
Я смотрю по сторонам, надеясь найти какую-нибудь дверь. Я даже не представляю, где нахожусь – на двадцатом этаже или в подвале. Здесь нет окон и естественного света, а стены сложены из белого камня.
Из комнаты выходит коридор около четырёх или пяти метров в ширину. С одной его стороны всё та же каменная кладка, но с другой – огромные прозрачные панели, через которые пробивается тусклый свет из комнат по другую сторону стекла. Первая комната, мимо которой я прохожу, пуста. Внутри только книжная полка, складная кровать и лампа.
Моё дыхание снова становится прерывистым.
Я продолжаю идти, прижавшись к каменной стене.
Когда я перехожу к следующей комнате, мир переворачивается. Там на кровати, стоящей почти вплотную к стеклу, глядя перед собой лежит Малли Сент. Я моргаю, чтобы убедиться, что мне не привиделось и всё это не иллюзия. Волосы Малли растрёпанные и сальные. На ней грязная белая майка и свободные коричневые штаны, тоже грязные. Но она жива. Она жива. К стеклу передо мной прилипли размазанные куски еды.
Я машу Малли рукой и прижимаю палец к губам. Она не реагирует. Сначала я думаю, что она просто не видит меня в темноте, но быстро понимаю, что между нами двустороннее зеркало.
Малли видит только саму себя.
Я очень рада, что она жива и что все образы её, волочащейся по полу, мёртвой, утопленной, повешенной, задушенной, зарезанной... все они были только в
