гнали меня обратно внутрь. Корабль вот-вот должен был взлететь.
На полпути Ватсон остановился. Он что-то мне говорил, но я не слышала его за шумом «Фонарщика», за воем ветра, за выстрелами и криками.
Я спрыгнула с рампы и побежала к нему. Моя одежда не годилась для такой температуры. Из-за ветра меня уже колотила дрожь, а пальцы онемели. Я и забыла, как плохо может быть без обогревательной палатки или хотя бы теплой одежды, защищающей от ветра. Холод был убийцей. Пригнувшись, я преодолела небольшое открытое пространство, разделявшее нас с Ватсоном. И успела бросить короткий взгляд на вход в тоннель.
Его перекрывал боевой Автомат. Один из тех, которые использовали людей – марионеток, как называл их Сайлас. Человек в его руке подергивался, как отвратительная живая кукла. Кончики пальцев у него почернели, нос и щеки – тоже. Обморожение во всей своей темной красе. Вместо другой руки у машины был пулемет Гатлинга, и он вращался в красном жаре, выплевывая пули, косой проходившиеся по саду.
– Ватсон, – сказала я, подбежав к нему. Я остановилась так, чтобы он закрывал меня от боевого Автомата. – Ватсон, что такое? Пойдем!
– У меня сломалась гусеница, – ответил он. Я опустила взгляд и увидела, что это правда: его правая гусеница свалилась и бесполезно лежала в грязи.
– О нет, Ватсон. Разве ты не можешь без нее двигаться?
Он попытался, медленно подался вперед.
– Боюсь, что нет, мисс Крисп.
– Попробуй! – Я обежала Ватсона и всем весом навалилась на его корпус. Это было словно толкать до отказа нагруженный фургон, но он медленно поехал вперед.
Я взглянула на «Фонарщика». К моему ужасу, рампа была поднята. Сайлас стоял у люка; он взглянул мне прямо в глаза, прежде чем захлопнуть его.
– НЕТ!
«Фонарщик» оторвался от земли.
Я словно увидела, как поднимает голову Смерть. Вокруг меня кружился водоворот крови и ужаса, ледяной ветер замораживал мои мысли, призраки в саду угасали, когда шальные пули разбивали их цилиндры, а я наблюдала за тем, как эта маленькая сфера тепла и надежды начинает свой путь в звездное небо, такая же далекая и безмятежная, как картинка в одной из моих книжек.
Неожиданно я вспомнила, что мамин цилиндр все еще лежит у меня в кармане. Если я не выживу, папа никогда больше не услышит ее голоса.
– Я защищу вас, мисс Крисп.
Ватсон толкал меня, пока не оказался между мной и боевыми Автоматами. Он развернулся к ним лицом. Это было все, что он мог сделать. Это было единственное, что он мог сделать. Я прижалась к нему лбом.
Уцелевшие Мотыльки бились насмерть. Хотя кое-кто из них укрылся за стоявшими на земле ящиками или в стенных нишах, большинству спрятаться было негде. Они стояли шеренгой на открытом пространстве, точно солдаты Гражданской войны, которых я видела на картинках в учебнике. Они дали залп по боевым Автоматам и опустили винтовки, чтобы перезарядить их.
«Гатлинги» Автоматов заработали; пули вылетали из стволов с грохотом, подобным ударам молота, что были почти физически ощутимы. Люди распадались на части, словно игрушки. Конечности летели во все стороны, кровь била фонтанами и арками, затуманивая воздух. Мотыльки кричали. Некоторые из них отстреливались; их пули со звоном отскакивали от панцирей Автоматов или с глухими влажными ударами вонзались в висящие тела марионеток. Я не отрывала взгляда от Перси: заносчивый мальчишка, который пытался преградить путь Джо, пока Салли его не осадила, стоял на одном колене и, уперев приклад винтовки в плечо, тщетно стрелял в наступающую на нас погибель.
У меня за спиной раздался голос:
– Анабель! Запрыгивай!
Это был Джо Райли, стоявший в открытом люке; его куртка хлопала на ветру. Погрузочная рампа снова опустилась, но, поскольку «Фонарщик» все еще висел в воздухе, остановилась в футе от земли.
– Скорее, Ватсон! – Я снова начала его толкать.
Джо покраснел от злости.
– Проклятье, забудь уже о нем и иди сюда!
Ватсон снова попытался сдвинуться с места и преодолел еще дюймов шесть, прежде чем вздрогнуть и остановиться. Шальная пуля угодила ему в голову под левым глазом. Взметнулся маленький гейзер из металла и искр.
– Думаю, мисс Крисп, – сказал Ватсон, – я предпочту остаться.
Боевые Автоматы выпустили еще одну адскую очередь, и звук и вонь человеческой смерти ошеломили меня. Я рухнула на землю, ужас затмил все остальное; я свернулась калачиком и обхватила голову руками. Кажется, я кричала. Маленькая точка спокойствия у меня в голове, осажденная крепость здравомыслия, говорила мне, что я должна встать и бежать. Что меня неизбежно убьют, если я задержусь здесь еще хоть на секунду.
– Анабель! Сейчас или никогда!
«Хорошо, – подумала я. – Хорошо. Есть другой способ его спасти».
Я подползла к Ватсону и сказала:
– Голубой люпин.
Глаза Ватсона потухли, его цилиндр попытался выскочить из корпуса. И застрял; попавшая в голову пуля искривила металл. Я попыталась ухватиться за него и вытащить.
– Нет, нет, нет, нет, нет, нет.
Цилиндр не поддавался.
Я повернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как пули разорвали голову и плечи Перси на яркие ленты из крови и костей, как металлический ураган ободрал плоть с его лица, на мгновение обнажив зубы, прежде чем они разлетелись осколками и пылью.
На меня навалился давящий ужас. Эти люди отдавали свои жизни ради бегства Пибоди и «Фонарщика», и, задерживая это бегство, я рисковала превратить их самопожертвование в бессмысленную кровавую трату.
Ватсон стоял, неподвижный как камень. Я попыталась затолкнуть цилиндр обратно, чтобы разбудить его. Чтобы он мог спрятаться, вернуться домой в одиночку.
Цилиндр отказывался вставать на место. Его безнадежно заклинило.
– Ватсон, – всхлипнула я, поворачиваясь к кораблю и пускаясь бегом. – Ватсон, прости! Прости!
Я потянулась к Джо. Он схватил меня за руку, едва не выдернув ее из сустава, и затащил на рампу. Я почувствовала прилив облегчения, ощутив его силу, его не терпевшую сопротивления хватку. Я все еще была ребенком, и он продемонстрировал это, когда взял меня на руки и отнес в безопасное место.
– Скорей, скорей, скорей, скорей!
Пули ударяли в броню «Фонарщика» и влетали в открытый люк, пока гидравлические механизмы трудились, убирая рампу. Вокруг нас звенело и стучало; я увидела, как вспыхнула пола куртки Джо. Корабль резко завалился набок, и мы покатились по истерзанному коридору. Я врезалась в стену, и та выбила воздух у меня из легких. Мир качался и кружился, и я не сомневалась, что пули пробили какую-то важную трубу или бак, а может, разбили плату, в которой обитало сознание Пибоди.
Но «Фонарщик» быстро выровнялся, и инерция стремительного взлета вдавила меня
