все время. Я вчера была чрезвычайно чувствительна… Я точно не знаю, что я увидела.
Винсент берет ломтик картошки и съедает. В противоположном конце паба народу намного больше, чем здесь, и когда в футбольном матче происходит что-то важное, та сторона взрывается оживленными возгласами.
– Скажи, это песня тебя взволновала? Ты так говорила. Или отъезд из Парижа? Или еще что-то, чего ты мне не рассказываешь? Ты, наверное, установила правила для себя самой, о чем нельзя говорить? А мне что? Ничего. Я расскажу тебе все, что пожелаешь. Не вижу причины, чтобы что-то было по-другому в данной ситуации, – говорит Лу. Отпив пива, он подается вперед и сцепляет пальцы.
Теперь, когда они друг друга знают так хорошо, Винсент легко распознает небольшие изменения настроения Лу. Надо же было этому случиться в пабе. Временами он обходит Киллиана или даже мысль о Киллиане и редко спрашивает о нем в открытую. Но бывает, как сейчас, что он, действуя преднамеренно, как грамотный генерал маленькой армии выстраданной правды, выводит ее на то, чтобы выдала ему информацию о своем браке или о муже.
– Э-э… мне кажется, мы оба вполне откровенны друг с другом о том, что мы делаем. Ты откровенный человек, и мне это нравится в тебе. Надеюсь, ты обо мне такого же мнения, – отпивая из кружки, говорит она.
Лу тоже пьет.
– Я о тебе такого же мнения. И даже когда тебе бывает необходимо время, чтобы открыться, это в конце концов всегда случается.
Винсент коротко смеется своей не произнесенной вслух шутке; Лу понимающе ухмыляется.
– Я боролась со своим чувством к тебе… некоторое время, – соглашается она.
– А я и не пытался с ним бороться. Знал, что ничего не выйдет. Так что нечего и время терять. Ça sert à rien[104].
– Qu’est-ce que c’est… ça sert à rien? – переспрашивает Винсент.
В каком-то смысле французский красив тем, что сильно полагается на фонетические соединения и отпадения (пропуски), когда слоги сливаются, как вода. И непонятно, где заканчивается один и начинается другой. Для ее американского уха многие слова звучат похоже. Винсент вспоминает, как впервые услышала шутку для тех, кто плохо знает французский, le ver vert va vers le verre vert, где все слова в предложении звучат одинаково. Зеленый червь ползет к зеленому стакану.
Одно дело – научиться читать по-французски и понимать на слух, когда по-французски говорит человек с родным английским. Другое – понимать человека, который говорит по-французски всю жизнь.
– Это значит «бесполезно», – поясняет Лу и указывает на ее сморщенный нос. – Как мило.
– Ах, merci. Но мы с тобой были в неравном положении, так что это и понятно.
Лу откидывается на стуле и кладет руку на спинку соседнего. Он так сексуально двигается. Кажется, он даже это не контролирует, может, и не осознает, и потому кажется еще сексуальнее.
Официант приносит заказанные гамбургеры, они благодарят его. Он уходит и возвращается с дополнительными салфетками и бутылкой кетчупа. На другом конце паба крики и ликование.
– Сколько времени ты встречался с Доминик?
Лу откусывает от гамбургера, вытирает губы. Отпивает пива и смотрит на экран за ее спиной. Ей нравится даже просто смотреть, как он ест. На его жующий рот. Совершенно необязательно полагать, что ей нравится смотреть, как едят другие.
– Мы вообще даже не встречались. Просто иногда виделись и шли вместе домой. В основном, когда я бывал в Лондоне… когда приезжал сюда чаще.
Винсент тоже ест, глядя за спину Лу на тротуар за окном. На идущих мимо людей.
– Почему вы перестали ходить вместе домой? – спрашивает она.
– Потому что в сентябре я был в Лондоне в последний раз, не считая Рождества. И тогда не находился в поисках партнерши для секса… если ты помнишь, что случилось с нами прямо перед Рождеством? Так что нет, тогда я с Доминик не встречался.
Они с Доминик не «расстались», просто перестали видеться. Если он видится с Доминик – он спит с Доминик? Винсент немного бесит, как Лу произносит «Доминик» со своим акцентом – из-за акцента все кажется более важным, чем есть на самом деле. Она и раньше слышала это имя в его устах, но теперь, после встречи с Доминик, оно слышится ей по-другому. Винсент не знала, что способна на такие эмоции, пока не ощутила их. И произошло это неожиданно, как будто ее ущипнул призрак. Ей хотелось бы избежать этого занятия – вот так препарировать их прошлые отношения. Наверное, сделать этот процесс менее ужасным нет никакой возможности.
Но можно остановиться. Прекратить разговор.
Так почему она не останавливается?
– Хм. Когда она явилась вчера, то, видимо, думала уйти с тобой домой? – предполагает Винсент. Внутри все переворачивается, но она продолжает есть.
– Возможно. Не знаю. – Лу говорит так по-лондонски. И он так молод, что ей не по себе.
– Хочешь честно? Я ревную. От вашего с ней взаимного притяжения у меня подкосились ноги, – признается Винсент, сама не понимая, с какой стати она вообще продолжает этот разговор. Зимой, когда все только начиналось, она бы ни за что не говорила с ним настолько открыто. Видимо, это весна на нее так действует, что ей хочется распуститься во всю ширь, как цветок.
– Знаешь, я ревную тебя к тому, что, наверное, наступит день, когда ты решишь, что наигралась… и просто возьмешь и – фьюить – вернешься к мужу или, не знаю, к кому-нибудь еще, – указывая большим пальцем на окно, говорит Лу. – Tu me détruiras. Ты меня сломишь. Вот что я имею в виду. Ну и ладно. Все равно я рад, что мы вместе.
– Я не собираюсь тебя сломить. Зачем мне? – Винсент прикладывает руку к груди.
– А ты не нарочно. И я иду на это сознательно. Когда увидел тебя в первый раз, то подумал… я ей дам себя сломить. Раньше я так ни о ком не думал, так что запомнил. Tu me détruiras, – медленно повторяет, глядя ей в глаза.
– C’est pas vrai[105]. Я не собираюсь тебя сломить. Je ne te détruirai pas, – говорит Винсент и протягивает ему руку. Он берет ее. – Ты не мог бы сказать это для меня еще один раз, пожалуйста.
– Tu ne me détruiras pas.
– Merci.
С другого конца паба доносится шум. Кто-то начинает скандировать, остальные ритмично аплодируют. Оба поворачивают головы. Винсент смотрит на экран, чтобы припомнить, кто играет.
– Ты за красных? Это «Арсенал»? – спрашивает она.
– Совершенно верно. – Он кивает и продолжает жевать.
Они забирают с ресепшена
