А я застопорилась у витрины детского мира. Ведомая необъяснимой силой, скорее глупым человеческим любопытством, через пять минут бестолковых стояний, уже разглядывала крошечную одёжку для новорождённых, забыв каким они могут быть. А ещё через сорок минут, я обнаружила себя сидящей в своём парке, со снимком УЗИ и маленькими зелёными пинетками в руках.
Эта часть парка пустовала, впрочем, как и всегда. Здесь чувствовалось уединение и такой нужный мне сейчас покой. Здесь не было стекла, железа и бетона, здесь не было блика, отблеска и света. Здесь если и играло солнце, то лишь теплыми лучами, в почти опавшей листве деревьев. И только здесь можно было всё ещё увидеть настоящие осенние краски. И почему-то с абсолютно голубого неба, пестрящего редкими облаками, шёл дождь. Иначе как объяснить, эту влагу на моём лице.
— Мам, деньги, ты не оставила мне деньги. — Женька кричала из прихожей, мне в спальню, я не в состоянии была встать с кровати. Придя домой завалилась и, лижа как тюлень, скорее, как подбитая лань.
— Возьми в моей сумке, — попыталась крикнуть, но голос подводил. Дочь бурчала в излюбленной манере, напоминая этим своего отца. И опять наступила тишина.
— Мам, — аккуратные толчки в плечо, и мои еле продравшиеся глаза, устремляются на Женку, с ошарашенным лицом. — Мама, что это.
В её руке злополучные пинетки и снимок УЗИ. Чёрт, я забыло о них. Сажусь в кровати и пытаюсь сделать как можно беззаботное лицо.
— Оставь, это… — пытаюсь сообразить, чтобы соврать. — Это тёти Ули… ну не совсем её, ей просили передать…
— Ага, не складно мам, — скепсис на лице дочери говорит, сам за себя. — Здесь твоё имя и дата сегодняшняя и… срок.
Женька смотрит, не отводя глаз, ждет ответа, показывая всем видом, что без него не уйдет. Упёртая.
— Мам, чего ты молчишь, мам. Он папин… или… — тут я не выдерживаю и реву, снова. — Господи мам, подожди.
Она убегает на кухню и возвращается со стаканом воды, предусмотрительно бросив туда лимон и мяту, как я частенько делала по утрам.
— Я звоню Саньке. — твердо и решительно, я так никогда не умела.
Не проходит и получаса, и вот я рассказываю девочкам о моём неожиданном положении, об отсутствии отца ребёнка, упуская конечно часть с игрой, и о моём непростом выборе.
— Нет мам, как-то это всё… не правильно. — впервые моя дипломатичная дочь не может подобрать слов. — Когда срок? Жень? Мам?
— В мае, ближе к двадцатым числам. — отвечает за меня Женька. И поясняет ошарашенной мне. — Ну а чё, я в интернете посчитала.
— Если я закрою сессию и быстро сдам практику, то смогу приехать только к июлю. Не раньше.
— Я не поеду в тренировочный лагерь, да и без тебя там будит не айс. До конца августа мы дома, а потом. — слушаю своих детей и удивляюсь, как они планируют свое следующее лето, а заодно и всю мою дальнейшую жизнь. — Бабка, нам не поддержка, её и так кондрат хватит. — гогочет Женёк.
— Да и пошла она, у нас дед есть. Я раньше нового года к вам вырваться не смогу. Ну и ладно, нам времени хватит его обработать. Но нам нужно поддержка посерьёзней. — Сашка вздохнула. — Звони тёткам.
Способность воспринимать реальность правильно покинула меня, когда на моей кухне, четыре девицы решали мою судьбу. Одна, из которых прямо по телефону, прямо из Питера.
— Вы хоть мать свою спросили, она-то хочет рожать, тянуть и воспитывать ещё одного спиногрыза, а?
— Он между прочем, тётя Лара, живой, он чувствует, и всё слышит, что вы про него говорите. — да, нашла коса на камень, Женьке, как и Ларисе палец в рот не клади. — Вы что хотите, чтобы он мучился пока его оттуда принудительно доставать, будут, чтобы морщился от боли, страдал, а он между прочим даже поплакать не сможет. Но ему будет очень больно.
От живости нарисованной Женькой картины, как страдает мой малыш, я опять заревела. Да чтоб меня и эти гормоны.
— Зато ваша мать с этим прекрасно справляется за двоих.
Ульяна и Сашка молчали. Сохраняя нейтралитет в споре, где сейчас мои дети отстаивали право на рождения своей сестры или брата, а подруги, на мою только обретённую свободу и независимость.
— Так вы поможете, — не выдержала Сашка, — нам только страховать её, до нашего приезда.
— Алиса, а ты сама чего хочешь, только взвешенное решение. — вмешалась и Уля.
Чего же хотела я? Чтобы это был сон, или чтобы сама уснула и увидела прекрасный сон, где я не прощаюсь с Волком на двадцатом этаже гостиничного номера, где мы вместе, и где не стоит выбор оставить жизнь или убить её.
— Если позволят на работе, то я могу проработать до апреля. Закрою кредит. Потом у меня ещё есть мои клиенты, подработка будет всегда. Да и с детским садом проще, если я снова уйду на фриланс. Мне только немного, нужна будет помощь. Я думаю, справлюсь. — Улька и девочки улыбались, Ларка закатила глаза.
— И мы найдём этого нерадивого папашу и заставим платить алименты. — вынесла вердикт Лариса.
— Не нужен он нам. — протестовала Женька.
— Он может вообще сказать, что я специально забеременела. Нет, нет уже, не хочу с ним разборок.
— По сути, Лара права, — вмешалась Уля. — если мужчина вступает в половой акт без защиты, он автоматически даёт согласие на рождение ребёнка. — Как можно деликатнее касается темы подруга, косясь на моих детей. — Прочих договоренностей в контрацепции у вас не было?
— Нет.
— Тогда это и его промах тоже.
Дмитрий
— Дим, ты мне почти как брат, смотреть на тебя невозможно. Может тебе в Питер слетать.
— За каким… — рыкнул на Ромку.
— Ну не знаю, — мялся он. — Острова конечно пошли тебе на пользу, но ненадолго. — зыркнул на него злым взглядам. — Димочка, ты как барышня во время месячных, у тебя то тотальное безразличие ко всему, то неконтролируемая ярость.
— Нет, у меня никаких месячных. — я повышал голос всё сильней.
— Вот и я о том же, Дима. — не отставал от меня Ромка. — Ты пугаешь всю фирму, сотрудники прячутся, к тебе в кабинет идут как на эшафот. Они уже жребий тянут, кому умирать. Дима, пора признать, ни фига у тебя всё не просто, ты влип, по-крупному влип. Может так же сильно как Никитос, со своей Олесей, может ещё круче.
— На работе это никак не сказывается, а в остальном…
— В остальном, ты мне как брат Димка. Хре* с работай, вспомни, как мы с тобой Никиту караулили, а сейчас я один не справлюсь.
— Ну