ты притомился. Ступай поешь, обед тебе оставили. Ночевать будешь в палатке. Мы за тебя сами доделаем.
Ванчиг, обжигаясь, пил чай у костра, чувствуя, как живительное тепло волнами разливается по всему телу, и впервые в жизни у него в душе шевельнулось чувство, похожее на раскаянье.
На другой день воды реки хлынули в новое русло. Природа покорилась людям. По обоим берегам канала тоже лилось рекой народное веселье. Так сливались воедино не только горные ручьи, но и чаяния сотен людей, впервые вкусивших радость коллективного труда.
Таяли, оплывали снега в горах Буудай, все мощнее несла в степь свои воды Чицрагийн-Гол, дабы, досыта напоив, оплодотворить благодатное чрево поднятой целины.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
СТРАДАНИЯ ДАМБИЯ
Все дни напролет самозабвенно кукует кукушка в лесу. Ее звонкое кукованье подобно переливам серебряных колокольчиков. Прошивая небесную гладь крупными стежками, тянутся караваны перелетных птиц — они возвращаются в родные края из дальних странствий. В речке Ар-Жаргалант уже весело плещутся дикие гуси. Их степенный гогот временами прерывается пронзительным кряканьем уток-нырков.
Звуки и краски поздней весны так дивно хороши, так глубоко проникают в душу человека, что покачивающийся в седле Дамбий невольно восклицает: «До чего же все славно вокруг!» Он жадно вдыхает поднимающийся от земли густой аромат диких цветов и трав. Как же богата степь! Тут и желтая медуница, трепетная и нежная, словно солнечные брызги, и веселая купальница, и скромная гвоздичка, розовая и красная. Влажные испарения нависают над землей, вызывая щемящие душу воспоминания. Земля как будто просит прикосновения человеческой руки, безмолвно обещая сторицей вознаградить за ласку и заботу.
Однако тихая радость, овладевшая Дамбием, вскоре отступает под напором новых дум и забот. Недолго пришлось ему нынче пасти собственный скот. Сегодня с утра его вызвали в правление, и председатель распорядился сдать всю скотину, до последней головы, Зеленому Загду, а самому Дамбию, как одному из самых опытных в земледелии аратов, перейти в полеводческую бригаду. Слов нет, Дамбий землю любит, работать на земле для него — радость. И ежели дочка Цэвэл уйдет на стройку, он возражать не станет. Но передать свой скот этакому неумехе, как Зеленый Загд! Да ни за что!
Дамбий крепко поспорил на сей счет с председателем. Пожалуйста, если требуется, он передаст скот, но только не этому разгильдяю и выпивохе. Загд за собственной-то скотиной следил спустя рукава. Ни напоит вовремя, ни подстилку в загоне не сменит. Загду только поручи хороших животных! Да он первым делом забьет лучших баранов, а из молока нагонит водки себе вдоволь, да так и проведет припеваючи все лето, а там ему хоть трын-трава! «Загд сильно переменился в последнее время», — не уступал председатель. Ничего не поделаешь, пришлось повиноваться. Но возвращался Дамбий домой с горькой обидой в душе. Оно конечно, никто Загду не позволит проедать общественное добро. На то и есть начальство, в крайнем случае — общее собрание. А с другой стороны, случись у него падеж скота, чем он потери возместит? Этот хитрец всегда сумеет выкрутиться. Кто сроду работать не любил, тот живо пустит по ветру чужое добро. Пока не поздно, лучше забрать свой скот и выйти из объединения. «Только как ты теперь проживешь без людей? — нашептывал тайный голос Дамбию. — Легко ли быть одному, как перст? Да и что люди скажут? Мол, променял совесть за отару овец, смеяться станут, а ты уже привык, чтобы тебя уважали, чтобы с тобой считались».
Так и не придя ни к какому решению, Дамбий вернулся домой. Вяло волоча ноги, словно столетний старец, ввалился он в родную юрту. Жена всполошилась.
— На тебе лица нет! Не захворал ли, родной?
— А хоть бы и захворал! — сердито буркнул Дамбий и, больше не обращая внимания на жену, улегся в кровать, отвернувшись к стене.
Через некоторое время его позвали обедать. Он с трудом проглотил несколько ложек пшенной каши и выпил всего две пиалы чая, хотя обычно Дамбий, любитель почаевничать, в одиночку управлялся с пятилитровым чайником. После короткой трапезы он снова лег и закрыл глаза. «Устал, видно, бедняга, пусть поспит», — молча пожалела его жена. Она собрала со стола грязную посуду, но мытье отложила — успеется, и тихо, как мышь, принялась за шитье. В юрте установилась глубокая тишина, теперь ничто не мешало хозяину думать свою горькую думу. Только утром, выпив глоток молочной водки, что, по его мнению, должно было придать храбрости, а на самом деле еще больше усилило его смятение, объявил, что решил передавать скот Зеленому Загду.
— Будем, жена, работать в полеводстве.
Она закричала, что этому не бывать, но Дамбия и след простыл: вскочил на коня и был таков.
Загда он нашел в юрте. Эх, не зря дурные предчувствия томили сердце Дамбия! Солнце едва встало, а Загд уже успел налакаться молочной водки. С тяжелым сердцем Дамбий вручил Загду акт о передаче скота. Дамбия трясло от негодования, а Загда — от хмеля. Строчки плясали у него перед глазами, а потому он поспешно протянул акт своей супруге, которая жадно ухватила его цепкими пальцами. «Ишь, как рада залучить чужое добро-то!» — с острой неприязнью подумал Дамбий. Он был недалек от истины — прочитав документ, женщина удовлетворенно хмыкнула. Всем известно, какой рачительный хозяин Дамбий. У него скотина всегда в теле. Семейство Загда внакладе не останется. Приличия ради она поджала тонкие губы и деланно вздохнула:
— Да разве нам управиться с этакой прорвой скота!
Дамбий согласно кивнул, но в дальнейшие рассуждения не стал вступать с этой бабой. Да и о чем теперь толковать! Решение правления — закон для каждого члена объединения. Ему уже не терпелось поскорей кончить с этим делом. Но когда Загд заикнулся было, что надо бы скот пригнать немедля, Дамбий отрезал:
— Погоди, вот подъедет учетчик и оформит передачу по всем правилам.
Дамбий поехал на пастбище готовить скот к передаче. В последнюю минуту не утерпел, срезал «на память» у каждой овцы по клочку шерсти, сложил ее за пазуху и вернулся в юрту, где его в полном составе уже дожидалось семейство Зеленого Загда.
Не спеша Дамбий выложил шерсть на тюфяк, отер рукавом горячий пот с лица.
— Что так долго, Дамбий? — нетерпеливо спросил Загд.
— Ой, да вы только взгляните, сколько шерсти он настриг с общественных овец! — всплеснула руками супруга Загда Бадамцоо.
— Не трещи, сорока! — оборвал ее Дамбий. — Знаю, моей скотине в ваших руках не поздоровится. А что шерсть взял — таков обычай, и не тебе его отменять.
Бадамцоо едва не поперхнулась — она
