он не знал, как мы живем. Еще до того, как мама… – Андрей крепко сжимает перила и так низко нагибается над краем крыши, что я, не удержавшись, хватаю его за капюшон. Кажется, он этого даже не замечает. – Он ни разу меня не ударил, но я рядом с ним… как будто не могу возразить. Никогда. Я стараюсь, пытаюсь все время оправдать его ожидания, но он поднимает и поднимает планку. И смотрит на меня таким взглядом… Со смирением и презрением, что ли. Типа «что взять с такого неудачника».
– Но ты же не неудачник!
– Еще какой, – хмыкнув, Андрей отталкивается от перил. – Даже про театр ему не сказал. Изворачиваюсь, как могу, только бы он не понял, насколько сильно мне это нравится. Хочешь узнать почему?
– Почему?
– Он это отнимет. Он всегда отнимает то, что мне нравится, так что это секрет. Говорит, у него большие планы на мое будущее. Хирургия. Династия Суворовых! – Андрей корчит рожу и жестко добавляет: – Хрень. Не хочу я быть врачом! Не хочу «идти по стопам великого человека». Рядом с ним я так и останусь крошечным, незначительным, ничтожным. И все-таки… Имею ли я вообще право жаловаться? Сыт, одет, айфон новенький… По сравнению с Егором и многими другими мне и правда повезло, так почему я чувствую себя таким… таким…
Он не договаривает, но я, кажется, знаю, о чем он. Видела это там, на глубине…
– Несчастливым? – тихо спрашиваю я.
– Да, несчастливым.
Внизу по рельсам, грохоча, проносится товарный поезд. Я пытаюсь считать вагоны, но сбиваюсь после двадцатого. Пауза затягивается. Знаю, я должна что-то сказать, как-то его подбодрить или, может, обнять, но пошевелиться не могу.
– Если честно, я не знаю, что сказать, – с трудом выдавливаю я.
Андрей отмахивается:
– Тогда лучше вообще ничего не говори. – Он снова опирается на перила и делает глубокий вдох. – Тем более что ты как-то… не могу объяснить, но ты как будто видишь меня насквозь. Это пугает, блин. Чушь, конечно, но иногда мне кажется, что ты узнаешь, что я чувствую, раньше меня самого.
Я краснею. Если бы он только знал, насколько близок к правде…
– Магия вне Хогвартса? – неловко поддразнивает Андрей. – В таком случае, может, поделишься суперсилой?
Я с облегчением выдыхаю и нервно смеюсь. Вытягиваю руки перед собой, развернув их запястьями вверх, и в шутку говорю:
– Бери.
Я просто пытаюсь разрядить обстановку. Поддержать его задорный тон, сменить тему и вывести из моря одиночества на сушу, но он не улыбается. Берет мои ладони в свои и бережно поглаживает запястья большими пальцами. Хватает их крепче. Тянет меня к себе и, склонившись…
…це-лу-ет.
Сердце делает сальто назад. Его губы прижимаются к моим губам – холодные, нежные… Я замираю. Внутри меня взрываются краски. Я тянусь к нему всей душой, но тело словно застыло в испуге.
– Посмотри на меня, – тихо просит Андрей в мои губы. Его дыхание пахнет кофе.
Я поднимаю глаза.
– А теперь ответь на мой поцелуй.
И я подчиняюсь.
Мы возвращаемся, держась за руки. Оксана сразу это подмечает. На мгновение на ее лицо возвращается улыбка, но вкупе с тенями, залегшими под глазами, выглядит это жутковато. Холодный свет больничных ламп делает все вокруг каким-то потусторонним, даже нас самих.
Я сажусь рядом, и Оксана тут же кладет свою голову мне на плечо. Открываю рот, чтобы спросить, как она, но не успеваю. Из-за поворота появляется высокий врач в распахнутом халате. У него очень худое лицо с резкими чертами. Глаза под широкими бровями кажутся холодными, злыми и… смутно знакомыми. Я прищуриваюсь, склонив голову набок. Где же я могла его видеть?
– Родственники Егора Герца присутствуют?
Мне почему-то чудится в его голосе совершенно неуместная издевка. Говорит он с нами, но смотрит только на Андрея.
– Я его подруга. Его девушка. – Оксана взволнованно делает шаг вперед.
Врач бросает на нее насмешливый взгляд и с оскорбительной медлительностью проговаривает:
– Де-е-евушка. Ясно. О состоянии несовершеннолетнего пациента имею право разговаривать только с родителями или опекуном.
Он разворачивается, чтобы уйти, и я всего на мгновение вижу его лицо в профиль. Вспышка узнавания пронзает сознание. Это же…
– Пап, – тихо произносит Андрей.
Мужчина останавливается. Недовольно морщит губы и нарочно медлит с ответом.
– Он стабилен, – все-таки проговаривает он холодно. – Внутренних повреждений нет, но сломано два ребра. Чудо, что нож не задел внутренних органов. Череп тоже не пробит, сотрясения нет. Он уже пришел в себя. На ночь оставлю под наблюдением в своем отделении, а дальше пусть выметается. Семен наложит ему швы и отвезет в палату.
– Если можно, не звоните его родителям, – робко просит Оксана. – Мы сами…
– Он несовершеннолетний, естественно, я позвонил его родителям! – нетерпеливо перебивает отец Андрея, делая особое ударение на слове «естественно». – И естественно, им не дозвонился. Абсурд, как только эти люди… Знать не хочу, что там у них происходит. Но утром, если никто за ним не явится, придется вызвать бригаду из детской. Пусть переводят его и сами разбираются. Это меня не касается.
Оксана прикусывает губу, а внутри меня медленно, но неотвратимо нарастает возмущение.
– Андрей, на два слова.
Они отходят в сторону, но недостаточно далеко. Мне прекрасно слышны их голоса, и почему-то… почему-то кажется, что это не случайно. Отец Андрея намеренно унижает его у нас на глазах.
– Почему Семен мне звонит и говорит, что мой сын привез в травму какого-то бомжа? Почему не ты?
– Не хотел отрывать тебя от работы.
– Как любезно с твоей стороны. Только мы, кажется, договаривались, что ты не будешь больше общаться с этими людьми.
Андрей, ссутулившись, отводит взгляд:
– Мы не общаемся. Я просто помог.
– У них нет будущего. У тебя – есть. Если будешь держать свое слово и делать, как договаривались. Это понятно?
Волна внутри меня превращается в цунами. Вспыхнув, я делаю шаг в сторону Андрея и его отца, но Оксана хватает меня за руку и едва заметно качает головой. «Не вмешивайся», – беззвучно произносит она одними губами.
– Понятно? – с нажимом повторяет отец Андрея.
Андрей стискивает кулаки с такой силой, что костяшки пальцев белеют, и выталкивает из себя всего одно слово:
– Да.
– Не удивлен. Но разочарован.
– Погоди. – Андрей хватает отца за рукав халата. – Можно нам к нему? Пожалуйста. Только один раз, обещаю. Сделаю, что скажешь.
Мужчина раздраженно вырывает руку и, резко кивнув, уходит. Он шагает так быстро, что расстегнутый халат развевается за его спиной, словно супергеройский плащ. Андрей с размаха ударяет кулаком в боковую стенку кофейного автомата. Звук получается таким громким,
