тебе мозги.
— Все равно это против правил.
— Как и убийство.
— Ты же говорила, разделаться с вампиром — не убийство.
Хитрая улыбка снова расцвела на губах Кэт.
— Так кто у нас верит в вампиров?
— Снег Снегович, например.
— Но не полицейское управление. В глазах закона мы спланировали и совершили убийство. — Она достала еще банку. — Не дай мне напиться в одиночку. Это не по-джентльменски.
— Мне до джентльмена — как до луны пешком.
— И все равно, ты очень хороший, Сэм. Мой хороший парень. — Она разом открыла обе банки и протянула одну мне.
— Ты меня искушаешь. — Вздохнув, я принял подношение.
— Можешь не брать. Никто не держит тебя на прицеле.
— Эх, вот было бы у нас что-то, из чего имеет смысл целиться…
— Чем богаты — тем и рады.
— Что ж, за нас, — сказал я.
Мы мягко стукнулись пивными банками.
Перед первым глотком, я обшарил глазами окрестности — на предмет машин дорожного патруля. Такой уж я тип — страховщик-перестраховщик. В повседневной жизни я старался нарушать как можно меньше правил и совсем не нарушать законов.
Но, после убийства какого-то незнакомого мне парня, следует, наверное, пересмотреть приоритеты.
Впрочем, со мной этот фокус не проходил. Прихлебывая пива, я все равно чувствовал себя виноватым.
Банка приятно холодила руку. Пиво было холодное. Там, в «Счастливчике», оно точно лежало в холодильнике. Конечно, оно хоть сколько-то, да набралось тепла там, на полу, но кондиционер сберег его от перегрева. На вкус пиво было крепкое и добротно сваренное.
Я глянул на Кэт. Она отняла банку от губ и улыбнулась мне.
— Как, хорошо идет?
— Просто замечательно.
— Согласна. — Она сделала еще несколько глотков. — Не поверишь, как жарко снаружи. В фургоне ребятам явно не сладко.
— От жары? Или от Снега?
— Ух, надеюсь, пока — только от жары. Может, впрочем, и у них есть кондишка.
— Нет ее у них. Они держат окна открытыми. В кабине, по крайней мере.
— Тогда плохи дела. Снаружи печет, как в Аду, а ведь еще только утро. Еще несколько часов и… — Кэт покачала головой. — Что ж, мы им пока ничем помочь не можем, — признала она, — зато можем немного развлечь себя. Как насчет сырных печенюх?
— А сыр в них какой? Чеддар или рокфор?
— Сыр в них синтетический. Ароматизатор.
— У-у-у, так это мой любимый сорт!
— Мой тоже!
Мы обменялись ухмылками.
А фургон вдруг начал подмигивать нам задним габаритным огнем.
28
— К чему бы это? — пробормотал я.
Кэт подалась вперед, потом — чуть вправо.
— Дорога не ветвится, — сообщила она.
Все еще мигая поворотником, фургон начал замедляться. Я сбавил скорость, чтобы ненароком в него не врезаться. Шли мы оба теперь где-то на двадцати милях в час. Как я мог судить по заднему виду, за нами никто не ехал.
— Возможно, у них неполадки, — сказала Кэт.
— Или неприятности, — предположил я, отпивая из банки. — Дай-ка мне печеньица.
Кэт протянула мне открытую пачку, и я, аккуратно зажав пивную банку меж колен, взял себе две штуки. Каким бы синтетическим не был сыр, на вкус было очень даже ничего.
Фургон качнулся вправо, из-под его колес полетели гравий и пыль.
— Они выезжают на грунтовку! — воскликнула Кэт. — В пустыню!
— Мы тоже, — я вывернул руль и съехал с гладкого тротуара.
Тут же мы попали в облако пыли из-под фургонных колес, и видимость мгновенно упала до нуля. Впечатление было такое, будто мы едем сквозь желтый туман. Сухой запах пыли вторгся в наш автомобиль через решетки кондиционера.
Пришлось снова замедлять ход, и с грехом пополам я все же нашел участок дорог с более-менее ясным воздухом. Теперь мы шли на безопасном расстоянии от фургона и его стремительно увеличивавшегося пыльного шлейфа — чуть поодаль и сбоку.
Кстати, за нами хвост стелился не хуже.
С пивом пришлось обращаться еще аккуратнее — автомобиль подбрасывало и заносило на грубой дороге, но не так сильно, впрочем, как могло бы. Мы шли не очень быстро — между десятью и пятнадцатью милями в час. Ускорение грозило бы нам неприятностями — грунтовка вся состояла из неожиданных кочек, ухабов и выбоин.
— Этот придурок хоть знает, куда едет? — поинтересовалась Кэт, аккуратно отпивая из трясущейся в руке банки. — Или он впервые увидел эту паршивую имитацию дороги и решил ее опробовать?
— Похоже что он специально искал ее.
— Может, она идет к ущелью, куда он скинул Брока.
— Куда бы она не шла, часто по ней не проезжают.
— С чего ты взял? Нет, она, конечно, довольно ухабистая и все дела…
— …но даже самую ухабистую грунтовку рано или поздно укатывают так, что борозды от шин становятся, фактически, разделителями колей, — заметил я. — Здесь же такого и близко нет. По ней проходят от силы пяток раз в год. Куда бы она нас не привела, местечки там безлюдные.
Мы отпили еще немного пива.
— Не будь у нас столько проблем, — заметила Кэт, облизывая крошки печенья с пальцев, — это была бы поездочка в духе Монти Пайтона. Весело и безопасно.
— Этот тип, Снег Снегович… в нем что-то есть от персонажей Пайтона.
— Да ну. Он кошмарен. Если б только мы могли о нем забыть…
— Я — уже забывал, — заметил я. — Когда мы целовались.
— Отвлекаться хорошо тогда, — назидательно сообщила мне Кэт, — когда точно знаешь, что через пять секунд тебе не придется втаскивать себя волоком в отвратительнейшую рутину.
— Во всем есть свои плюсы, — пожал плечами я.
— Не знала, что ты такой философ.
— Платон — мое второе имя.
— Платон? Тот парень, что сам себя казнил, приняв яд?
— Да, то был либо Платон, либо Сократ, не помню точно.
— Выпить яду ты всегда успеешь, философ. Пей пиво.
— Если не возражаешь — выпью.
Я допил свой остаток, пока Кэт отщипывала от дюжинной упаковки на полу новые две банки и открывала их на прежний лихой манер — сразу две разом. Забрав у меня пустышку, она аккуратно сплющила ее и бросила под задние сиденья. Новая, приятно холодная банка легла мне в руку.
— Спасибо, — поблагодарил я.
— Еще печенье будешь?
— Несомненно. Почему бы и нет?
— Наслаждайся, — она помахала у меня над ухом пачкой. — Кто знает, что нас ждет дальше.
— Ущелье Брока, надо полагать.
— Да, и, боюсь, до него уже недолго.
— Вполне может быть, — уклончиво ответил я.
— Зачем ему вообще тащить нас в такую глухомань? Он ведь планирует возродить Эллиота, а не отправить в полет со скалы.
— Полет со скалы, — сказал я, чувствуя, как невольно холодеют внутренности, — запланирован для
