и еще более ускоренным. «Давай доставим друг другу удовольствие и покончим с этим». Мне следовало бы настоять на том, чтобы мы поговорили о странности нашей новой искрометной близости и о том, что для Ребекки существовал только Итан, Итан, Итан, что приобретало какой-то нездоровый оттенок. Но я опять промолчал. И еще глубже погрузился в работу. Могло показаться, что я принимаю idée fixe112 Ребекки. Я уклонился от любой возможности выразить свою озабоченность, потому что, исходя из недавнего опыта, знал, что такие комментарии приведут к нежелательной конфронтации. И я просто не хотел грузить себя этим.
Почти через девять месяцев после появления Итана в нашей жизни Ребекка встретилась с партнерами в своей фирме. Они согласились принять ее обратно. Она откликнулась на мое предложение найти дневную няню для Итана и проводила собеседования с той же строгостью, с какой ЦРУ, вероятно, отбирает тайных агентов в Восточной Европе. Ребекка вернулась к работе. Прежде чем она сделала этот большой шаг, мы побеседовали с несколькими потенциальными нянями и договорились нанять Розу – общительную, явно способную доминиканку лет тридцати пяти. Она нам как-то сразу приглянулась, и лично мне понравилось, что она тотчас оценила беспокойство Ребекки по поводу возвращения на работу и знала, как его приглушить. Снова в статусе адвоката, Ребекка все равно звонила Розе каждый час. К ее чести, Роза была фантастически терпелива со своим главным работодателем и частенько бросала мне шепотом: «Ваша жена не должна так волноваться насчет Итана… Чем спокойнее будет она, тем спокойнее будет ребенок». Судя по всему, теперь и она находила Ребекку чрезмерно властной. И все же между ними установился рабочий контакт. В свою очередь, в нашей личной жизни появилась упорядоченность. Ребекка стала спать по ночам в нашей постели. Раз в неделю, вечером, она выходила из дома. Один вечер в неделю мы устраивали то, что Ребекка называла нашим «свиданием», и ходили куда-нибудь поужинать или развлечься культурно, с последующим сексом. Я начал брать уроки французского три раза в неделю. Даниэлла, молодая женщина из Лиона, около тридцати, преподававшая в Нью-Йорке. Мы сработались. Я был (по ее словам) внимательным и скрупулезным учеником. Точно так же, как она – строгим учителем. Мы встречались по понедельникам, средам и четвергам в шесть вечера в моем офисе – хотя, если возникали неотложные дела по работе, она была очень гибкой в отношении переноса занятий. С самого начала я рассказал ей о том, что жил в Париже и на самом деле хочу довести свой французский до разумного уровня беглости. Я упорно трудился. Выполнял домашние задания. И ни словом не обмолвился Ребекке о том, что интенсивно изучаю французский язык. Я чувствовал, что она может подумать: «Он все еще не забыл ту женщину в Париже и хочет хотя бы так оставаться с ней на связи». Что в некотором смысле могло быть правдой. Поэтому я предпочитал помалкивать и держать учебники по французскому в офисе, а после урока мчаться домой и нянчиться с Итаном.
Я проводил пять вечеров в неделю дома с сыном. Каждую пятницу вечером я выходил в город со своим новым другом – Дэвидом Кенникотом, журналистом «Уолл-стрит джорнал», недавно разведенным и тяжело раненным этим процессом. Мой тайм-аут с Дэвидом стал своего рода предохранительным клапаном. Он тоже был отцом – семилетней дочери по имени Полли, которая теперь жила в таунхаусе в районе Восточных 70-х улиц с мамой и ее новым приятелем. Дэвид встречался с женщинами, попадал в безумные переплеты и задавался вопросом, не про него ли это сказано: «Неприятности – моя профессия». Дэвид был суперпроницательным, веселым, очень уважал виски и сигареты (курил без остановки) и тенор-саксофонистов (в свободное время он играл в группе на полставки… и совсем неплохо). Он высоко ценил наши еженедельные тусовки. Мы ходили по джаз-клубам города. Между нами сложилось взаимное доверие, и я мог поговорить с ним о трудностях моего брака, признаться в том, что не решаюсь обсудить эти проблемы напрямую с женой, поскольку мы нашли некое разумное равновесие, но я знал, что оно может пошатнуться в одно мгновение. Однажды Дэвид пришел к нам домой на воскресный бранч, и Ребекка ему искренне понравилась, хотя, когда позже я подтолкнул его к откровенности, он признался, что разглядел ее беспокойство в стремлении быть идеальной матерью. Он посоветовал мне сохранить пока статус-кво и довольствоваться тем, что между нами все относительно стабильно.
– Ребенок создает совершенно новую динамику в жизни пары. И это может превратиться в огромную болевую точку. Радуйся, что на данный момент ее мания немного поутихла и вы вернули элементы супружества – секс, еженедельные вечерние выходы, – не ссоритесь по поводу того, что «ты не несешь свою долю ответственности» и прочего предсказуемого дерьма. Просто надейся, что не произойдет ничего критического, что спутает все карты. Кризис может опасным образом обнажить все трещины.
Прямые слова – но Дэвид был прямолинеен в таких вопросах.
И пророческие слова тоже. Те, что вернулись ко мне шестнадцать месяцев спустя, когда Ребекка позвонила мне в офис, чтобы сказать, что допоздна задерживается на работе и что попросила Розу посидеть с Итаном. Я собирался на традиционный вечер джаза и бурбона с Дэвидом. Предложил отменить эту встречу. У меня выдался чрезвычайно напряженный период – две недели подряд без выходных, два огромных дела, с которыми нужно было разобраться. Ребекка настояла, чтобы я развеялся и немного отдохнул. Роза останется до десяти вечера, а поскольку впереди выходные, ей не придется приходить рано следующим утром.
– Я знаю, что ей не помешает сверхурочная работа, – добавила она.
Так что я отправился на вечерние посиделки с Дэвидом. Он привел с собой подругу – молодого драматурга по имени Фиби Россант. Я нашел ее резкой, остроумной, еще более уязвимой, чем Дэвид, и поначалу довольно высокомерной по отношению ко мне… особенно когда я появился прямо из суда в своем обычном скучном костюме от «Брукс Бразерс». Узнав, что я занимаюсь наследственными и имущественными тяжбами, она отпустила несколько колкостей по поводу моей работы в «похоронном» сегменте права. Но я перевел разговор на обсуждение того, что назвал нашим новым Позолоченным веком113, и заставил ее погрузиться в близкие ей проблемы, связанные с попытками создания острых и забавных семейных драм с решительным феминистским уклоном в мире, где только и говорят, что о покупке большого лофта в Трайбеке. И как среди нашего поколения молодых городских профессионалов все разговоры сводятся к одному: «Вы проводите
