сказал ей, что бокал красного вина время от времени может принести желанную разрядку в условиях жесткой диеты, на которую она себя обрекла. Она прочитала, должно быть, два десятка книг на тему беременности, посещала занятия пренатальной йогой, которые, по ее словам, «стабилизировали работу чакр» и позволяли «найти освобождение от всех неизбежных катастрофических сценариев, которые прокручиваются в голове». Хотя не наблюдалось никаких признаков проблемной беременности или потенциальных будущих осложнений, она отказалась от секса на все время, пока носила нашего ребенка. Я пытался терпеливо убедить ее, что нет необходимости прибегать к таким крайностям. Но Ребекка была непреклонна и приводила множество оправданий – что не хочет рисковать, помнит о наших проблемах с зачатием, да и потерпеть-то осталось всего восемь месяцев.
Стиснув зубы, я принял обет целомудрия. Не желая никаких лишних волнений и поклявшись себе никогда больше не преступать границы дозволенного, как это случилось с Изабель в Бостоне, я сопротивлялся всем очевидным возможностям, которые Нью-Йорк предлагал на каждом углу. Точно так же я отказался от деловой поездки в Париж, потому что искушение увидеть Изабель было бы слишком велико. Единственным ответом, который я получил от нее, стала простая белая открытка с надписью в одну строчку: «Желаю тебе и твоей жене большого счастья в связи с предстоящим рождением вашего первого ребенка», и это говорило о том, что она больше не хочет никаких контактов. Я понял намек. И не высовывался. Дома я был надежным супругом и будущим отцом. А вне дома… была работа: лучшее убежище от непростых вопросов, пробуждающихся в четыре утра, которые следовало бы задать себе, но разум подсказывает, что лучше уклониться… по крайней мере, на данный момент.
***
Наш сын, Итан Калеб, родился в нью-йоркской больнице 15 января 1998 года. Его мать рожала без анестезии. Поверьте, это был ее выбор, не мой. Я пытался отговорить ее от такого экстремального, в духе XVIII века, подхода к родам, приводя доводы о том, что если бы она собиралась пломбировать корневой канал, то наверняка приняла бы укол новокаина в десны. Но Ребекка была непреклонна в том, что эпидуралка или какая-либо другая форма обезболивания не только «снизит чувственность опыта», но и поставит под угрозу жизнь и здоровье ребенка. Наблюдающий акушер сказал ей, что с медицинской точки зрения это нелогично, для ребенка безопаснее появиться на свет из утробы матери, не страдающей от невыносимой боли (неизбежной). Ребекка на то и Ребекка: она отказалась от всякого облегчения агонии. Я, разумеется, присутствовал при родах и был в ужасе от звуковых эффектов, производимых Ребеккой в родовых муках. В ужасе, потому что боль была эпической, чудовищной и совершенно ненужной. Итан появился на свет в сопровождении страданий. И завыл так же громко, как и его мать. Ребекка была так травмирована всем, что пришлось пережить, что поначалу была слишком слаба, чтобы держать ребенка. Я взял его на руки почти сразу после того, как перерезали пуповину и медсестра завернула его в белое махровое одеяло, сразу же пропитавшееся кровью плода. Итан был безутешен. На мой вопрос, не причиняю ли я ему боль, поскольку неправильно держу или еще что, она перевела взгляд на Ребекку, убедилась, что та нас не слышит (впала в измученный полусон), и прошептала мне:
– Так всегда бывает, когда мать отказывается от укола. Ребенок появляется расстроенным, потому что мать настрадалась. Но он успокоится и забудет, что все это когда-то было с ним.
Впервые прижав сына к себе, я был одновременно ошеломлен и напуган. Справлюсь ли я? Необъятность задачи, стоявшей передо мной, сводила с ума. Как и всепоглощающая любовь, которой я тотчас проникся к нему. Думая об этом, я хотел сказать ему: «Прости за трудный приход в жизнь. Я обещаю, что с этого момента она станет лучше».
Сама Ребекка тоже забыла травмирующий опыт родов, когда с чрезмерным усердием погрузилась в материнство. Она и слышать не хотела о посторонней помощи. Она переехала во вторую спальню, которую конечно же мы превратили в детскую, чтобы избавить меня от бессонных ночей. Я предложил свою помощь по выходным – когда мог себе позволить усталость и разделить бремя nuit blanche111. Но она была полна решимости сражаться в одиночку, даже если валилась с ног от недосыпа и была на грани истощения. Через шесть недель, когда пришло время возвращаться на работу в юридическую фирму, она объявила, что хочет взять еще один отпуск, чтобы провести «более важный этап раннего развития ребенка» дома с Итаном. Работодатели пошли ей навстречу – тем более что отпуск не оплачивался. Я поддержал ее решение, но в глубине души задавался вопросом, не является ли такое погружение в режиме 24/7 в жизнь нашего новорожденного сына опасным превышением родительских обязательств. Я знал, что, следуя этой логике рассуждений, ступаю на сложную территорию. Не получалось ли так, что я бросал вызов ее огромному материнскому инстинкту. Но в то же время я наблюдал, как в ней все заметнее проступает отклонение от нормы – она буквально день и ночь проводила с Итаном, спала в его комнате на раскладушке, которую притащила для себя. И, когда я попытался заговорить с ней об этом, намекнуть с подобающей мягкостью, что не нужно быть мамочкой нон-стоп, она отреагировала обвинительным гневом.
– Ты хочешь сказать, что я не должна безупречно исполнять эту роль?
Я возразил, что не стоит стремиться к идеалу в деле материнства; и, насколько я мог судить (по тем редким случаям, когда Ребекка разрешала мне проводить время с нашим сыном), первый родительский опыт – это грандиозная импровизация, и всему можно научиться на практике.
– Я с радостью готов взять на себя бессонные ночи по выходным, – повторял я в который раз. – Мне в радость побыть дома и посидеть с ребенком, если ты хочешь встретиться с друзьями, сходить в кино или театр. И нам действительно стоит нанять няню и как-нибудь вечером самим пойти куда-нибудь.
– И оставить его наедине с чужим человеком? Что за бредовая идея. Скажи мне, что ты просто несешь чушь.
Ее голос взвился от ярости. Я отступил.
Секс наконец-то вернулся в семейную рутину. Недель через десять после рождения Итана, до этого продержав меня на голодном пайке, она снова допустила меня к своему телу. Я чувствовал, что она отдается страсти лишь наполовину, а другая половина витает где-то еще. Я промолчал. Просто был счастлив снова заниматься любовью с Ребеккой. Это стало нормированным опытом – может, пару раз в неделю
