себя. В Петербурге сейчас опасно. Отправляйтесь в Ниццу с доктором. Заклинаю вас! Прошу, как никогда не смел просить ни о чём. Спасите себя, пока ваша святая душа не стала жертвой Его распутства! О большем и не смею просить.
Вечно ваш, Победоносцев.
* * *
Поль вынырнул из небытия. Свет розовыми разводами забирался под веки. Липкие ноздри свистели от свернувшейся крови. Он разлепил глаза и увидел напротив себя размытый, будто через запотевшее стекло, силуэт Девы Марии, склонившейся над ним. «Вот я и мёртв», – подумал князь.
Дева Мария протянула ему стакан воды, в котором плавала лимонная долька.
– Как рада я, что вы пришли в себя! Мы со Степан Савельичем думали, что вы насмерть убились.
К князю вдруг вернулась память. Он понял, что перед ним не небесная святая, а графиня Елизавета, в доме которой он скрывается от полиции. От воспоминаний голова его дёрнулась, и он почувствовал, как липко между затылком и полотенцем, которым была обёрнута его голова.
– Что случилось? – спросил князь и удивился слабости своего голоса.
– Это я вас хотела спросить. Мы услышали из вашей спальни крики. Да такие, будто вас пытали раскалёнными крюками. Мы прибежали и нашли вас в лихорадке на полу. Очевидно, вы повредили голову, когда упали. Не страдаете ли вы лунатизмом?
– Нет, графиня, у меня никакого лунатизма.
Князь попытался подняться на локтях, но графиня уложила его обратно мягким нажатием рук.
– Лежите, лежите. Отчего тогда вам взбрело в голову бродить по ночам, будто вы призрак?
– Я и есть призрак, графиня. И всегда им был. Я проклят бродить по пустым коридорам жизни в одиночестве и доставлять всем неудобства.
– Он бредит, – сказала она куда-то в сторону.
В поле зрения князя появился старик дворецкий. Он нагнулся и потряс над князем отвисшим подбородком.
– Ах, вот вы где, губитель, – улыбнулся Поль слабо.
На мгновение князю показалось, что старик собирается придушить его влажным полотенцем, но он лишь положил его Полю на лоб. Тяжёлая ткань вдавила его голову в подушку, как могильная плита.
– И нет, я не брежу. Пожалуй, впервые в жизни не брежу.
Говорить было больно, и от каждого слова на Поля накатывала тошнота, но остановиться он не мог.
– Я родился не тем, кем меня ожидали видеть мои родители. Поэтому, наверное, они предпочитали не замечать меня, чтобы не расстраиваться. Я рос тучным и ленивым ребёнком. И с каждым годом становился всё невыносимее и толще. Возможно, подсознательно я хотел стать больше в прямом смысле слова, чтобы меня наконец заметили. Глупо и нелепо…
– Выпейте. – графиня поднесла стакан к его рту.
– Вода не способна утолить мою жажду. Ведь причиною этой жажды…
– Помолчите.
Елизавета подложила ему под шею ладонь и помогла отпить. Кислая жидкость пролилась по пищеводу и усилила зуд в лопнувших уголках губ.
– Знаете, – произнёс князь, облизываясь. – Мне кажется, ваше гостеприимство убивает меня по кусочку.
– А что не убивает нас? – спросила графиня, отдавая стакан дворецкому. – Не умираем ли мы каждый день, оставленные один на один с ужасом, рождённым из акта созерцания этого беспощадного процесса?
– Спору нет, Елизавета. Меня лишь смущает скорость, с которой это самое умирание начало со мной происходить с момента появления в вашем доме.
Она округлила большие чёрные глаза.
– Уж не обвиняете ли вы нас со Степан Савельичем в том, что сами споткнулись ночью в коридоре? К тому же разве не должен перстень беречь вас от всех бед?
В голосе её чувствовалась едва заметная издёвка. Поль поднял руку в нелепом приступе страха, но перстень всё ещё сиял на его пальце.
– Можно подумать и так. А можно предположить, что именно благодаря ему я всё ещё жив. Прошу простить меня, графиня. Сложно мыслить чётко, когда вас так огрели. Хорошо, что ваш душегуб не прикончил меня до конца. Теперь я смогу ещё какое-то время наблюдать тот занимательный процесс, о котором вы изволили говорить.
Графиня подняла глаза к потолку, видимо, чтобы бусинки выступивших слёз не покатились по щекам.
– Такие, как вы, вечно всех обвиняют в своих бедах. Теперь вы думаете, что пришла очередь обвинять меня?
Слезинка из левого глаза всё-таки сорвалась с ресниц и устремилась вниз по бледной коже. Графиня суетливо смахнула её рукой в чёрной перчатке и через силу улыбнулась.
– Графиня, молю, скажите, что в той комнате?
Графиня достала пузырёк со спиртом, откупорила и глубоко вдохнула.
– Ответьте же, – настаивал князь.
– Как не стыдно вам допрашивать в таком роде несчастную женщину?
– Я должен знать. Порой мне кажется, что во всём этом водовороте моя маленькая жизнь – лишь разменная монета.
На некоторое время повисла тишина.
Графиня высушивала платком слёзы.
– Иди, Степан Савельич, иди. Князю нужно отдохнуть.
Дворецкий кивнул и удалился.
Она ещё несколько раз вздохнула, прежде чем начать.
– Я каждую ночь хожу в ту комнату поплакать. Я редко сплю по ночам. Я почти никогда не сплю…
– Так это были вы?
– Я надеялась, что толстая дверь кабинета, тяжёлые шкафы и книги – всё это скроет от посторонних ушей звуки моего плача. Но та горечь, которая рвётся из меня, она становится невыносимой. Ночь для меня – одно большое тягостное рассуждение о потраченной молодости. Об одиночестве. О мужчинах, которые использовали меня по своему усмотрению и оставили. О своём отце – единственном, что связывает меня с детством. Где он сейчас? Что с ним сделалось? Узнаю ли я об этом когда-нибудь? Меня более всего страшит, что его никогда не найдут…
– Отчего решили вы, что он мёртв?
– Если бы он не был мёртв, он бы вернулся… Он всегда возвращался. Ещё я молюсь, молюсь за всех нас. Молюсь и одновременно проклинаю своё женское бессилие что-то изменить. Молюсь о наказании человека, который ввёл в мою жизнь этот ужас. Помните, я рассказывала про браваду моего отца, когда он обманул некоего иностранца?
Князь кивнул.
– Так вот, – продолжила графиня, – мой отец не только сделал на меня приворот, но и не заплатил за это. Когда я поняла это, я перевернула его бумаги и нашла договор. В нём с жестокой непосредственностью описывалась процедура приворота и цена за неё. Так я узнала, сколько стою. Но чувства эти давно притупились во мне. Меня заинтересовал другой пункт. В нём говорилось, что в случае невыполнения заказчиком обязательств по уплате стоимости ритуала заказчик обязуется в течение трёх месяцев передать своё тело в полное пользование l’auteur[16]. Как это по-русски? Исполнителя. Мой супруг рассказывал мне, что в Древнем Риме должника могли
