— А теперь выпей, сидя на моем мешке.
Я звонко смеюсь.
— Нет, когда ты так говоришь.
— А как я это сказал? — В его глазах пляшут смешинки, когда он наблюдает за мной с восхищенной ухмылкой.
Морщу нос и отворачиваюсь от него.
— С сексуальным подтекстом.
Дин издает глубокий, искренний смех, от которого в животе быстро возвращаются бабочки.
— Это просто кресло-мешок, Нора. А не секс-качели.
Он делает глоток, и мой взгляд фокусируется на его кадыке, который движется вверх и вниз.
— У тебя есть секс-качели?
— Нет. — Он чуть не выплевывает свое пиво. — А у тебя?
— Точно нет, — парирую я и вздрагиваю от этой мысли. — Мои извращения заканчивается на нижнем белье и розовых вибраторах.
— Мне подходит. — Он вздергивает брови и делает еще один глоток, после чего жестом показывает к креслам. — Давай, Нора, устраивайся в кресле-мешке. Это будет весело.
— Сидеть весело? — Я закатываю глаза, прежде чем повернуться и опуститься в кресло. Я смотрю на него, совершенно не впечатленная. — Это… похоже… на обычное кресло-мешок.
— Ага, — взволнованно отвечает Дин и опускается рядом со мной. Он делает глоток своего пива, а затем хмуро смотрит на меня. — Почему у тебя сложилось впечатление, что я богат?
— О, ну, не знаю… может быть, из-за модной одежды, которую ты носишь, и машины, на которой ездишь… и тех полумиллионов, которые вложил в мою пекарню.
Дин закатывает глаза.
— Одежда и машина — это что-то вроде твоей одержимости нижним бельем. Ты носишь сексуальное белье, чтобы чувствовать себя сильной, а я ношу красивую одежду и вожу хорошую машину, чтобы чувствовать себя успешным. Вообще-то я с тобой согласен. Ты получаешь то, что вкладываешь во Вселенную.
— Хорошо… — Я делаю еще один глоток, мои брови все еще нахмурены. — А пекарня?
Он непринужденно пожимает плечами.
— Это бизнес.
— Значит… ты не богат?
Он пожимает плечами.
— Мне комфортно.
— Почему ты такой загадочный?
— Почему ты такая любопытная? — Он смеется. — Ты богата?
— Эм… я начала чувствовать себя довольно комфортно, но сейчас скорее малообеспеченная, потому что реинвестировала большую часть своих денег обратно в бизнес. Но это не значит, что я не могу позволить себе приличный диван.
Дин тяжело вздыхает и проводит рукой по своим темным волосам, убирая со лба выбившиеся пряди.
— Я не часто бываю дома, поэтому не вижу смысла тратить кучу денег на мебель.
— Почему ты редко бываешь дома? Куда ты ходишь?
— В твою пекарню, в мое рабочее пространство… куда угодно. — Он пренебрежительно пожимает плечами. — Я часто зависал у Кейт и Линси, когда они жили в этом комплексе, но теперь все изменилось. И я все надеюсь, что когда-нибудь перееду в более интересное место, чем Боулдер. Наличие кучи вещей просто привяжет меня к месту.
Сжимаю губы от этого неожиданного замечания.
— Куда бы ты хотел переехать?
— Я еще не уверен… все жду, когда придет вдохновение. — Он игриво подмигивает мне. — А когда я дома, то обычно наверху, в своей спальне, потому что моя кровать очень удобная. — Он игриво шевелит бровями. — Хочешь попробовать?
К моим щекам приливает румянец, и нервный пот грозит вернуться. Мой голос звучит хрипло, когда я отвечаю:
— Может быть, сначала нам стоит поесть? — Я вытираю потные ладони о джинсы и играю с одной из потертых дырок. — Не терпится увидеть кулинарные изыски, которые ты приготовил для нас сегодня.
Он одаривает меня мальчишеской улыбкой и поднимает брови.
— О, Нора… ты получишь удовольствие.
Парень поднимается с кресла-мешка и протягивает мне руку. Когда он рывком поднимает меня, наши тела соприкасаются, и от этого меня захлестывает волна желания. Дин обнимает меня за плечи и ведет к деревянному табурету у барной стойки. Когда сажусь и окидываю взглядом кухню, мои глаза расширяются от ужаса.
Кухня Дина — это… катастрофа. Ужасная, грязная посуда и еда повсюду, замызганная кухня.
— Это грибной крем-суп? — спрашиваю я, указывая на открытую консервную банку, стоящую рядом с пустой банкой из-под зеленой фасоли.
— Ага! Это рецепт моей мамы. — Он подмигивает и наклоняется, чтобы заглянуть в духовку.
— Какой рецепт? — спрашиваю я, беспокойство закрадывается внутрь меня, пока задаюсь вопросом, что он собирается оттуда вытащить. Я чувствую запах, но не могу его определить.
— Я приготовил тебе, — он делает паузу, беря стеклянную посуду для запекания прихваткой и поворачиваясь ко мне лицом, — «Татер тот кассероле».
— Что? — Я смотрю вниз на странное блюдо и пытаюсь не рассмеяться.
— «Татер тот кассероле», — взволнованно повторяет он и ставит блюдо на столешницу, отодвигая несколько тарелок, чтобы освободить место. — Говяжий фарш, стручковая фасоль и грибной крем с «татер тотс»12 и сыром сверху. Это самое лучшее.
— Ты не можешь есть нечто подобное, — отвечаю я, хмурясь, и обвиняюще указываю на его тело, — и выглядеть вот так. Это невозможно с научной точки зрения.
Он прищуривается на меня.
— Ты не можешь делать такую выпечку, — он указывает на мой контейнер с десертом, на приготовление которого я потратила девяносто минут и который теперь затерялся в беспорядке на кухне Дина, — и выглядеть так, как ты выглядишь.
Я качаю головой.
— У меня нет шести кубиков.
— Ты совершенна, — говорит он, засунув в рот кусочек хрустящей корочки. — У нас могут быть расслабленные дни. Все дело в умеренности.
Я вздыхаю, когда он начинает раскладывать еду по мискам… не по тарелкам. Миски, которые он, вероятно, использует для хлопьев. Парень действительно холостяк. Это та сторона Дина Мозера, которую я могла бы и не увидеть даже проживя всю жизнь. Он ставит передо мной миску и театрально ахает.
— Чуть не забыл. — Он поворачивается, находит что-то в пакете, зарытом под несколькими другими пакетами на стойке, и достает веточку…
— Мята? Ты действительно украшаешь запеканку… мятой? — Я в ужасе.
— Подача — это одно из пяти чувств, верно? — Он моргает на меня широко раскрытыми невинными глазами, что раздражало бы, не будь
