безмерно. И теперь обречена на ужасную смерть.
В этот момент возвращается Хэтти с водой и тряпками, которые оставляет возле кровати. Она мнется рядом, пока Белль не поворачивается к ней и не говорит:
– Хэтти, я знаю, что ты очень устала. Отправляйся-ка в кровать. Ночью со мной посидит мисс Мортимер, а утром ты приготовишь для нее что-нибудь сытное: нажаришь оладий и сваришь шоколаду. Все понятно?
Хэтти стоит, разинув рот. Лили представляет, до чего часто у этой бедной девушки бывает ошеломленный вид, отчего рот ее приоткрывается и становятся видны растолкавшие друг друга в разные стороны зубы, которым никак не удается расти прямо. Лили редко видит Белль за пределами мастерской, но Хэтти, единственная живая душа в этом доме (где иногда, по слухам, в кровати мисс Чаровилл бросает свой якорь сам принц Уэльский), наверняка не раз становилась очевидицей поведения, какого в жизни не ожидала лицезреть, и потому почти все время пребывает в состоянии неверия своим глазам. Тем временем Хэтти, наконец, захлопывает рот, присаживается в едва заметном реверансе и удаляется из комнаты со всей возможной спешкой.
Как только она выходит, Белль говорит:
– Избавлюсь-ка я от нее, прежде чем она успеет распустить слухи. А ты, Лили, переедешь ко мне, как я и предлагала раньше. Только теперь тебе придется ухаживать за мной и держать все это в тайне.
Лили сосредотачивает внимание на ушате с водой, смачивает тряпку и вытирает пот со лба Белль. А потом говорит:
– Я останусь, Белль, но не смогу ухаживать за вами днем и ночью. Вы же знаете, что я должна быть на Лонг-Акр, делать свою работу. Георгианские парики еще не закончены.
– Пусть миссис Бьюкенен с этим разберется. Как там называется эта дурацкая пьеса? «Убийство лорда Тестикула» или какая-то подобная ерунда. Да и обещанный денежный аванс Королевский театр Виктории до сих пор и не выплатил сполна. Мне так и хочется сказать им: «Вот, держите свои незаконченные изделия – как-нибудь обойдетесь. Если не будете мне платить, то и услуг моих не получите».
Ночь опускается на Севен-Дайлс.
Лили при свечах осматривает сыпь на спине у Белль. Она тотчас вспоминает, что как-то раз Перкин Бак заразился чем-то подобным и оказался в кровати.
– Я такое уже видела, – говорит она Белль. – И это не оспа, Белль. Это называется «лишай».
– Лишай? Никогда о таком не слышала. Я полагаю, от такого рано или поздно умирают?
– Нет. Перкин Бак не умер.
– Но ему пришлось помучиться из-за отравления ртутью?
– По-моему, нет. Он отдыхал, и мы кормили его яблочным пюре, и он поправился.
– Яблочным пюре? И все? Хочешь сказать, что мне не стоит отчаиваться?
Лили берет гребень, начинает приводить в порядок волосы Белль и говорит:
– Отчаиваться вообще не надо, Белль.
Лицо Белль расплывается в широкой улыбке облегчения. Она молчит, но Лили замечает, что напряжение уходит из ее тела, глаза закрываются и она откидывается на подушку. Лили отодвигает свечу подальше, чтобы лицо Белль было в тени. Она дожидается, пока дыхание Белль не становится глубоким и размеренным, а потом оглядывает комнату в поисках места, где можно было бы прилечь. Она испытывает голод, но игнорирует его. Она подходит к низкой кушетке, укрывается шелковым пеньюаром, который лежит там же, и пытается уснуть.
Ей жарко, и она без сил. Воздух в этой пахучей комнате удушлив и несвеж, и Лили очень хочется открыть окно в холодную мартовскую ночь, но, боясь разбудить Белль, Лили вдруг осознает, что с нею стало: она попала в огромную затейливую паутину, которую представляет собой жизнь Белль Чаровилл, и ей становится страшно узнать, куда выведет ее эта дорожка. А потом она вспоминает, что в действительности путь ее лежит в никуда. Ее ждет смерть, внезапная и быстрая, и у нее такое чувство, что она все ближе.
Клетка с жаворонками
Ночью Белль, похоже, снятся кошмары. Стоит только Лили заснуть, как ее будят громкие вопли, и поутру Белль совершенно не в себе, едва в сознании, а вся постель мокрая от пота.
Ближе к семи часам утра, когда густая дымка красит фасады Севен-Дайлс в серый цвет, Лили отправляется на поиски Хэтти – чтобы та помогла ей помыть Белль и сменить ей постель. Комната Хэтти на чердаке. Узкая постель пуста, форма служанки сложена на деревянном стуле, умывальный столик чист и пуст, и ни одной личной вещи нет в поле видимости. Лили зовет Хэтти, будто думает, что та заигралась в прятки и схоронилась где-то рядом, но ей понятно, что надежда тщетна: девушка сбежала.
Лили садится на кровать и упирается локтями в бедра. Снаружи сквозь дымку в окно заглядывают голуби, которые прогуливаются по водосточной трубе и приветливо воркуют на один и тот же лад, и Лили вспоминает, как однажды спросила у Нелли Бак, что говорят птицы, и Нелли ответила, что за долгие годы они только и научились, что сетовать:
Мой пальчик кровоточит, Нелли. Мой пальчик кровоточит, Нелли.
«Только это они и твердят, деточка, – объяснила Нелли. – Казалось бы, пальчик давно должен был зажить, ну правда – разве только они не лишились его целиком, как ты, – но они ведь все воркуют и воркуют и никак не прекратят», и Лили сказала: «Наверное, и мой пальчик кровоточил, когда волк его откусил», и Нелли схватила Лили в охапку, и поцеловала ее в щеку, и сказала: «Даже не думай об этом. Смотри, как ты здорово бегаешь и прыгаешь на своих девяти пальчиках!»
Когда голуби на мгновение замолкают, до Лили доносится еще один звук, и она знает, что это Белль ее зовет, но не двигается с места. Она чувствует такую усталость и раздрай, что ее тело жаждет неподвижности. Она одна наедине с Белль Чаровилл и ее болезнью, которая, возможно, сведет ее в могилу, и не имеет никакого представления, как ей быть.
И снова с тупой тоской она думает, как ей хотелось бы, чтобы Нелли была рядом. Она представляет, как Нелли закатывает рукава и говорит: «Что ж, поднимайся, Лили, давай заниматься делами по очереди. Сначала что-то одно, потом что-то другое и так далее». И она знает, что первым делом нужно помыть Белль и устроить ее поудобнее – насколько получится, но, услышав, как часы отбивают середину часа, вспоминает, что в это время обычно собирается на работу, и ее осеняет, что нужно послать весточку Джулии Бьюкенен. Миссис Бьюкенен – одна из тех, чей жизненный опыт настолько скуден, что