почему мне настолько невыносимо было, настолько больно… как будто я не трахался, а себе хребет о колено ломал?
Трясу головой. Поправляю чертову рамку и… цепляюсь взглядом за еще одну фотографию.
– Какого… – шепчу я и оборачиваюсь к очень вовремя вышедшему из ванной сыну. – Что это такое?
– Фотка, – беспечно замечает тот, деловито вытирая голову большим банным полотенцем. – Нас Петрович сфотографировал. Правда класс?
На самом деле нет. Я вообще не понимаю, зачем им фотографироваться с Диной. И уж тем более распечатывать настолько странные снимки. Где она, вся в черном, на фоне почерневших голых деревьев, тащит на себе мальчишек. Одного в одной руке, другого – в другой. Две одинаковых мордочки глядят на нее с восторгом, а сама Дина сосредоточенно смотрит в камеру.
– Угу, – беру фотографию и прячу в ящике тумбочки. Вслед за братом из ванной выходит Никита. – Вам что-нибудь почитать перед сном? Или посмотрим видео с мамой?
– О! Точно… – Данька оживленно взвивается. – Давай почитаем! Нам Дина как раз купила офигенную книжку. Смотри, букв много, но картинки красивые!
Я злюсь. Злюсь до того сильно, что в висках простреливает. Наверное, хорошо, что ее сейчас нет, ведь вряд ли бы я смог сдержаться и не спросить, какого черта она себе позволяет? В очередной раз выставив себя дураком. Потому что ничего такого не случилось. Дина просто купила моим детям книгу. И то, что я увидел в этом попытку вытеснить из их неокрепших умов память о матери… вполне возможно, лишь мои домыслы.
– Кхм… Приключения Тома Сойера? Ну, давайте. Забирайтесь под одеяло.
Дети засыпают на первой же странице. Аж завидно. У меня-то что ни ночь, то бессонница. Я списываю ее на волнения, вызванные произошедшими в жизни изменениями. Прошло уже столько времени, на носу сессия, а я до сих пор не верю, что вернулся в универ и, наконец, утряс связанные с усыновлением формальности. Все, что этому предшествовало, теперь, когда жизнь более-менее устаканилась, кажется мне не более чем страшным сном.
Кстати, что касается учебы. Догонять мне еще о-го-го сколько. Вспомнив, что бросил свои конспекты внизу, спускаюсь. Захожу в гостиную и резко останавливаюсь. Дина сидит на диване, устало откинув голову на подголовник. Тонкие ноги заброшены на журнальный стол. Чересчур сконцентрировавшись на собственных проблемах, я совершенно не задумывался о том, как живет она… Или это Дина никогда не позволяла мне заглянуть дальше носа?
Первая мысль – надо валить. Скорей всего задремав, она даже не услышала, что я спустился. Я разворачиваюсь, делаю шаг к лестнице, но в последний момент, разозлившись сам на себя, возвращаюсь.
– Устала?
Дина открывает один глаз:
– Как собака.
Ну, вот. А дальше что? Чешу в затылке.
– Может, сделать тебе горячую ванну? Или наложить поесть?
Хотя бы это я могу для нее сделать.
– Угу… Сейчас. Я только посижу немного.
Господи, да она едва языком ворочает от усталости! Я хмурюсь. Подхожу ближе. Распечатки конспектов, о которых я успел забыть, лежат аккуратной стопочкой справа от Дининых ног. Я подтягиваю бумажки к себе и невольно задерживаюсь взглядом на ее ступнях. Не знаю, какой черт меня дергает, но я осторожно беру одну и начинаю медленно разминать. Дина привстает, широко распахнув глаза. Я замечаю это краем глаза, сам продолжая пялиться на ее ноги.
– Мы ждали тебя раньше. Пацаны с этими Тачками вынесли мне весь мозг.
– Прости. На работе возникли кое-какие проблемы. Пришлось… – я надавливаю на особо чувствительную точку, Дина тихо вздыхает, – улаживать.
– И что же произошло? – интересуюсь то ли для поддержания беседы, то ли чтобы отвлечься, потому как происходящее не на шутку меня заводит. Дина рассказывает. Поначалу медленно, потом, будто увлекшись разговором, ускорившись.
– Прости. Для тебя, наверное, это все темный лес, – осекается в итоге.
– Я умнее, чем тебе кажется.
Дина вновь выравнивается и замечает тихо:
– Я никогда не считала тебя глупым, Фед. Речь не об этом.
– А о чем?
– О том, что мой рассказ, наверное, неинтересен человеку, далекому от производства.
В чем-то она права. Но все-таки дело в контексте. То есть в самой Дине… Я ведь никогда до этого не задумывался о ней, о ее работе и роли, которую она во всем этом играет… А теперь понимаю, что даже при желании вряд ли смогу постигнуть, как один единственный человек, маленькая хрупкая женщина, умудряется управлять такой грандиозной махиной. И делать это с успехом.
– Да нет. Нормально. О чем-то же нам нужно говорить.
– Ты прав. – Дина убирает ноги и встает. – Тогда в следующий раз поговорим о медицине. Так сказать, для поддержания паритета.
– Думаю, тема быстро тебе наскучит.
– Это говорит лишь о том, что ты ничего не знаешь о моих интересах. – Дина зевает, стаскивает пиджак. – Между прочим, титан очень активно используется в медицине, и некоторые мои проекты сосредоточены как раз на этом.
Я киваю и цепляюсь взглядом за прямоугольник пластыря на ее руке.
– Это что? – киваю.
– Ох, забыла снять. – Дина резко срывает пластырь. Комкает вместе с прилепленным к нему ватным тампоном и оглядывается в поисках, куда бы это дело выкинуть.
– Ты сдавала кровь?
– Угу.
– Зачем?
– Плановый осмотр.
– Он как-то связан с тем, что мы трахались без резинки?
Слова едва просачиваются сквозь частокол зубов. Меня так стремительно швыряет от одной эмоции к другой, что это даже опасно. Я то злюсь на нее, то совершенно невольно восхищаюсь, то снова злюсь, а потом ее же жалею. Что меня выбешивает на этот раз, даже сформулировать сложно. Я хоть и будущий, но врач. И прекрасно понимаю, что в некоторых ситуациях лучше действительно перебдить. Более того, такой подход мне очень и очень близок. В мире, где человек обращается к врачу, когда уже, как правило, поздно, забота о своем здоровье дорого стоит, но…
– Ты что, боишься мной испортить свой гребаный генофонд?
– Что, прости?
– Я недостоин того, чтобы сделать тебе ребенка? Значит, как трахаться – так это – пожалуйста, а как…
– Стоп, Фед. Остановись, пожалуйста. Ты сам не понимаешь, что говоришь.
Да уж, конечно. Несет меня – мама дорогая!
–
