позу на более удобную. — Осторожнее, не дергайся, пожалуйста.
— Так приятно, что ты обо мне заботишься.
Снова сажусь и внимательно смотрю на Олега.
— Скажи, а за что тебя Влад избил?
— Этот урод? — Олег тут же выходит из себя. — Из-за тебя, конечно! Из-за чего же еще!
Я не ждала, что он признается, но такая откровенная ложь ставит меня в тупик.
— В смысле?
— В коромысле, Марго. Вы же с ним поругались, вот он и решил на мне сорваться. Сказал, чтобы я к тебе не приближался. Со спины подлетел и сразу по башке приложил, я даже оглянуться не успел.
— Да, ты обалдел, что ли, мне так нагло врать! В глаза! — Срываюсь я, хотя шла сюда я с миром, чтобы решить все полюбовно.
Сосед по палате оборачивается на нас.
— Я, наверное, вас оставлю, — он нажимает на кнопку вызова медсестры.
Олег смотрит на меня непонимающе.
— Ты чего?
— Ничего, если у тебя были какие-то претензии к Владу, то честно было бы решать этот вопрос с ним напрямую, а не подло вбрасывать Маринины фотки в групповой чат, чтобы нас с ним окончательно стравить. — Я встаю и начинаю ходить туда-сюда: не могу спокойно сидеть.
— Это он тебе в уши налил? И ты поверила? — Олег скован в движениях, поэтому компенсирует это живой мимикой. Глаза метают молнии.
Я не вижу смысла участвовать в этом абсурде: достаю телефон и ищу скрины, сделанные Максом, другом Влада. Подхожу к кровати и буквально тычу экран телефона Олегу в нос.
Он явно не ожидал такого.
Жует губы и переводит взгляд на меня. Его лицо покрывается неровными, красными пятнами — реакция на стресс. Такое у Олега с детства. Тетя Света таскала его по дерматологам, пока сразу несколько специалистов не указали на психосоматику.
— Что ты теперь скажешь? — Я убираю телефон и разочарованно говорю, отступив на шаг: — Не ожидала от тебя такого.
— Что ты строишь из себя даму в белом? Сама постоянно давала мне ложные надежды, хихикала над шутками родителей о нас, то приближала меня к себе, то отталкивала. Что тебе мешало сразу мне сказать, что я тебе не нравлюсь? Но зато, как только этот мажорчик в институте нарисовался, так ты сразу вокруг него крутиться начала. На тебя смотреть противно.
— То есть, это я виновата? — Не знаю, как я не захлебываюсь от возмущения. — Так не смотри!
— Ты ему на хрен не сдалась. Вспомнишь еще мои слова.
— Не вздумай писать на него заявление, понял?
— А… понял, так ты за этим пришла. На меня тебе плевать, да?
Он смотрит в пол, а потом издевательски продолжает:
— А то, что? Думаешь, папочка его не отмажет? Ему же всегда все сходит с рук. Ты знаешь, что он однокласснику ногу сломал в школе?
— Откуда ты знаешь?
— Все в университете знают, что у этого идиота проблемы с самоконтролем. Не хочешь огрести — не зли Соколова. Он агрессивным становится по щелчку пальцев.
Зарываюсь руками в волосы.
— Ты знаешь, что ко мне уже следователь приходил? Врачи обязаны сообщать, если кто-то после драки поступает. Жизнь я ему испорчу. Я постараюсь. — Доносится до меня голос Олега сквозь засыпавшиеся волосы.
Похоже, мнимое ощущение власти приносит Олегу удовольствие. А я, дура, хотела с ним мирно договориться.
— А то, что ты Маринке жизнь испортил, тебя не парит? Она-то тебе ничего не сделала.
— Лес рубят — щепки летят.
— Ты дебил, Олег?
— Прекрати. Меня. Оскорблять.
— Короче, — снова сажусь на кровать и смотрю Олегу в глаза. — Мне насрать, что ты уже успел наболтать. Подал ты заявление или нет. Если ты не решишь этот вопрос, то будешь отвечать за слив фотографий. Доказательства есть, — я стучу по экрану своего телефона. — Это статья… не знаю, какая, но за это точно предусмотрено наказание. Хорошо подумай, Олег.
Встаю и иду к двери.
— Ты за него впрягаешься, а он об тебя ноги вытрет, вот увидишь. Такие, как он, не умеют любить. Переломает тебя и выбросит. Сколько таких однодневок в универе? Думаешь, ты особенная для него?
Сердце больно дергается в груди. Я поворачиваюсь.
— А ты, значит, умеешь любить?
— Я лучше него, — Олег смотрит на меня исподлобья. Взгляд злой. Тяжелый.
— Сомневаюсь, — отвечаю я и выхожу из палаты.
34
По моим подсчетам Марина должна вернуться с работы примерно через полчаса.
Сжимаю в руках пакет с игристым и коробочкой веганских пирожных из новой кондитерской. Я думала, мне придется биться за них с хипстером в желтых кедах, но он все-таки предпочел круассаны.
Делаю вдох и нажимаю на звонок.
Еще раз.
Дверь открывает Бусаев.
— Привет, — растерянно говорю я.
— Привет, — он продолжает стоять в дверях и сверлить меня черными глазами.
Я поднимаю брови, мол, так и будем стоять?
— Марго? — За его спиной появляется Тася, — ты чего не позвонила?
— Я к Маринке, — демонстрирую пакет в руке, покачивая им из стороны в сторону.
— Заходи скорее.
Бусаев пропускает меня. Выражение его лица совершенно нечитаемое.
— Я пойду, — он надевает черные кроссовки и забирает с вешалки олимпийку.
Я оставляю их в коридоре и иду на кухню. Мою руки и ищу по шкафам красивую тарелку для пирожных.
Волнение нарастает. Я решила, что пора нам нормально поговорить с Мариной. Последние несколько дней дали мне возможность переосмыслить свои ценности и желания. Я поняла свои ошибки. Не хочу больше думать за других, как моя мама.
Надеюсь, что и Маринка успела остыть. Я страшно за ней соскучилась. О том, что будет, если она не сможет меня понять, я стараюсь не думать.
Хлопает дверь, и через несколько секунд на кухне появляется Тася. Она по-кошачьи мягко подходит к креслу и садится, поджав под себя ноги. На ней розовое шелковое платье, волосы небрежно заколоты на макушке китайскими палочками.
— Для Бусаева нарядилась? Прости, что помешала, — не глядя на нее, споласкиваю запылившиеся бокалы.
— Что ты болтаешь? — Вспыхивает Тася.
— Он типа за квартплатой заходил? Ты поэтому выглядишь, как гейша? — Продолжаю подкалывать Тасю.
Обычно этим занимается она, поэтому сейчас я пользуюсь ситуацией по полной.
Тася швыряет в меня полотенцем. Я уворачиваюсь и пытаюсь открыть бутылку. Руки не слушаются, и я раню палец штопором. Шиплю и сую его под струю холодной воды.
— Это тебя свыше наказали, чтобы не наговаривала на тетю Тасю. Дай, — она забирает у меня бутылку и ловко управляется с ней.
— Я тебя как облупленную знаю.
Тася разливает игристое по бокалам и задумчиво произносит:
— Он хороший.
— И?
— Но
