class="p1">Профессор развел руками (отчего запах вареной кукурузы снова усилился).
– Этого вам никто не скажет. Она может и исчезнуть, а может остаться у вас до конца жизни. И мой вам совет: лишний раз в череп лезть не надо…
Зоя упрямо произнесла:
– Нет, я хочу, чтобы вы ее удалили!
Когда они вышли после консультации и намеревались возвращаться в квартиру Андрона (Зоя, приняв его предложение, осталась у него, продолжая занимать его кровать, в то время как сам молодой человек спал на софе), молодой человек заметил:
– Ну, звучит все как-то уж слишком… опасно. Он бы не стал тебя отговаривать, если бы не имел на это причины.
Зоя была непреклонна:
– Пусть он удалит ее, даже если это сопряжено с риском! И тогда он исчезнет!
Она имела в виду свой дар, тот самый, при помощи которого она унюхала запах вареной кукурузы, исходивший от профессора.
– А что, если с тобой… что-то случится? Никто не гарантирует, что операция не будет иметь негативных последствий, ты ведь сама слышала. Ты готова провести остаток жизни в коме?
Зоя заявила:
– Лучше в коме, но без всех этих запахов. И вообще, профессор сам тоже пахнет…
Она расплакалась, и Андрон, прижав ее к себе, долго гладил по волосам, целуя в лоб.
– Дурочка моя, как ты можешь говорить, что лучше всю жизнь в коме – ты обо мне подумала?
Подняв заплаканное лицо на Андрона, Зоя с трепетом произнесла:
– Но что ты? У тебя своя жизнь, семинары…
Молодой человек, нахмурившись, ответил:
– Я ведь люблю тебя, дурочка моя! А ты на полном серьезе хочешь пойти на рискованную нейрохирургическую операцию и готова потом провести остаток жизни в коме, хотя какая это жизнь – и для тебя, и для меня!
И он снова поцеловал ее.
Так, в коридорах НИИ им. Бурденко, они и целовались как сумасшедшие – точнее, как парочка безумно влюбленных.
Разговор они продолжили уже в джипе.
– Я тебя люблю, Зоя, а ты меня?
Низкий голос Андрона дрогнул, и Зоя, чувствуя, что плачет, прошептала:
– Я тоже люблю тебя! И еще как!
Наверное, как Антона. Или даже больше?
Хотя можно ли это сравнивать…
Молодой человек, осторожно продираясь сквозь нескончаемый поток автомобилей, сказал:
– Нет, я против этой ненужной и опасной операции.
Зоя, понимая, что он прав, вздохнула, но все же не сдалась:
– Но тогда я до конца жизни буду не в коме лежать, а все эти запахи слышать. А я не могу, понимаешь, я просто не могу!
Андрон ответил:
– А что вселяет в тебя уверенность в том, что если гематому удалить, то и твой дар исчезнет? А что, если нет. Что, если он от этого усилится? Кто вообще сказал, что в этом гематома виновата?
Ну да, никто, потому что наверняка этого никто не знал.
– Дар у меня возник после катастрофы, в которой и появилась эта гематома, значит, все дело в ней.
– Может, она там и до катастрофы была, откуда ты знаешь?
Ну да, он был прав: как аневризма в голове у мамы, которая нырнула – и не вынырнула.
Зоя, чувствуя, что аргументы у нее закончились, пролепетала:
– Но что тогда делать? Просто оставить все, как есть? Я же сказала, что так не могу!
Об этом они завели речь, когда оказались в квартире Андрона. Расположившись на софе, временно служившей ему пристанищем на ночь, молодой человек, прижав к себе Зою, сказал:
– Ну да, а что, если оставить все как есть, но при этом радикально изменить!
Зоя, гладя его по руке, спросила:
– Это, собственно, как? Что-то из твоих мотивационных семинаров?
Андрон поцеловал ее и ответил:
– Ну да. Если ты не можешь изменить ситуацию, то измени свое к ней отношение. У тебя есть дар, и это… Это так круто! Думаю, очень многие отдали бы все, чтобы, как и ты, дурочка моя, унюхать болезни! Но такая возможность дана только тебе.
Она и сама многое отдала – сначала Антона, потом отца, затем привычную жизнь в родном городе.
Но не потеряв все это, она бы не обрела Андрона. Так что же выходило: в одном месте убывало, в другом прибывало?
– Вот ты сказала, что у профессора какой-то недуг, который, не исключено, можно даже еще предотвратить или даже полностью излечить. Ты бы разве не хотела спасти ему жизнь? Ведь, спасая этого выдающегося нейрохирурга, который лечит людей, ты тем самым даришь жизнь не только ему, но и десяткам, вернее даже, сотням, если даже не тысячам пациентов!
Зоя, понимая, что Андрон прав, быстро вставила:
– Что это за болезнь такая у него, я не знаю.
– Но ведь можешь узнать, не так ли? Если этим систематически заняться, все классифицировать, то ты без труда сможешь привязать каждый запах к определенной болезни, ведь так? А сделать ты это сможешь лишь в том случае, если у тебя будет дар!
И снова возразить Андрону было нечего, но Зоя все же попыталась это сделать:
– И всю жизнь быть своего рода русской Вангой? Принимать потоки страждущих, желающих исцелиться или, точнее, получить от меня диагноз? Бояться всякого рода мафиози, спецслужб, олигархов и фармацевтических компаний, которые непременно проявят ко мне интерес? Я к этому не готова, разве ты не можешь это понять?
Да, когда она получила дар, никто не спрашивал ее, готова ли она к нему или нет.
Андрон, осыпая ее лицо поцелуями, наконец сказал:
– Да, я тебя прекрасно понимаю, быть к такому готовой нельзя. Но кто сказал, что в фокусе внимания надо находиться тебе?
Зоя рассмеялась.
– Предлагаешь ставить диагнозы анонимно и заочно? Пришлите мне до востребования свои трусы, я, обнюхав их, скажу, чем вы болеете?
Андрон прижал ее к себе.
– Нет, чужие трусы, это я тебе точно обещаю, ты нюхать не будешь. Но представь, если ты будешь находиться за кулисами и никто о твоем даре знать не будет. Ты будешь где-то на заднем плане, например, в роли помощницы, референтки, секретарши. Диагноз, конечно, будешь выносить ты, потому что дар есть у тебя, но роль, так сказать, провидца возьмет на себя кто-то другой, тем самым принимая весь огонь на себя и позволяя тебе жить без проблем!
Присев на софе, Зоя, явно заинтересовавшись словами Андрона, произнесла не без сомнения:
– Ну, то есть взять кого-то на роль своего рода зиц-председателя, в данном случае, зиц-нюхача? Мысль неплохая, но это значит, что с этим человеком я буду повязана навсегда. А обычно такое ничем хорошим не заканчивается…
Андрон, прижимаясь к ней
