от шести месяцев границы с Чечней.
А потом…
Потом, надо полагать, шнурок с гадючьей головой, раскрытой в последней судороге и выставившей зубы, оказывался где-то на полках, антресолях или прочих чуланах с каморками, пылясь никому ненужный и забытый. Всё проходит, и это тоже пройдёт.
Думать об экологии и балансе в пищевых цепочках долбаной каменистой земли, где нам служилось, никому не приходило в голову. Зачем?!
Мясорезка Бруно и медицина
Кровь могла хлестать из Шомпола ровно из порося. Прийдись удар лопнувшей стальной плетью чуть ниже, по горлу. Шомполу, можно сказать, повезло — ему влепило по глазу, развалив кожу с мясом. Если бы ему не нравилось работать со старшиной Мазуром, устраивая проволочные заграждения, всё могло бы сложиться иначе. Но уж как вышло…
Спираль Бруно штука садистская, а её изобретателю, надо думать, выпала доля кипеть в Аду, не иначе. Хотя вряд ли этот пытливо-сумрачный гений полагал о такой награде за труды праведные. Как известно — чтобы благого не пытались изобрести учёные, один чёрт выдумают оружие. Или что-то около того. Да-да, так оно и есть.
— Господи, что ж вы так убиться хотите все? — вздохнула санинструктор и занялась делом, знакомым нам с детства — развела марганцовку.
— Гоподи, — она покачала головой, — чтож вы так себе не берёжете, пацаны?!
Вторая медицинская военная, яростно-жёсткая и прекрасная всеми своими лицом с изгибами, прижимала наспех распакованный бинт прямо к физии Шомпола. Шомпол заметно страдал и норовил прижаться к упругой Марининой груди.
— Больно? — поинтересовалась первая. — Ну да, куда там…
Я, случайно оказавшийся в их вагончике, быстренько свинтил. Марина, явно уловив сарказм коллеги, начала наливаться взрывной злостью, вылетавшей из неё куда там 5,45 из наших стволов. Ну, или ещё чему, доведись тому вылететь в связи с каким-то неведомым чудом или волшебником в голубом вертолёте.
Ватман с мерзко изображёнными чесоточными клещами, чиряками и прочей гадостью, возникающей из-за антисанитарии и отсутствию личной гигиены, оставил у входа. Долг платежом красен и спасение моей несчастной шкурки от зуда и ходов под кожей милостивые барышни оценили в наглядную агитацию к приезду проверки с комиссией.
Эти обязательно являлись, их не пугали расстояния, граница с Чечнёй и злобно-тяжёлые взгляды медленно сатанеющих срочников заставы. Последнее отскакивало от полкашей с майорами ровно последние добро-детские мысли нашего призыва от непрошибаемо-суровой темноты окружающей действительности.
К санчасти эта тьма относилась с полной уверенностью.
— Пятки давай, — говорил лопоухий губошлёп Макс, медбрат с КМБ, и поднимал руку с пинцетом.
Мы знали марганцовку из-за наших бабушек, промывавших ею ссадины, порезы, рассечения и прочие настоящие мужские отметки советского детства и компании лихих друзей. Мы знали запах бриллиантовой зелени, зелёнки, мягко чпокающей пластиком крышечки. Мы знали несмываемые йодовые сетки, применяемые к месту и не к месту и частенько принимавшие в свои квадраты следы банок, смахивающие на шашки с шахматами передач Центрального телевидения.
— Пятки давай, — говорил Макс и пинцет шёл к нашим ногам, превращёнными сапогами, портянками и ошибками первых недель в нечто, куда больше напоминающее роговеющее конское копыто.
Макс сдирал мозоли пинцетом и тут же брал второй, накрепко обмотанный ватой, переливающейся изумрудной глубиной самого прекрасного антисептика в мире.
— Температурка? — спрашивал Макс очередного косаря, лежавшего на скрипящей старой койке. — На-ка, скушай полезный аспирин?
— Несёт? Яблоки жрал в садах? — интересовался Макс у второго страдальца, мелко блестевшего бисеринками пота. — На вот, попользуй организм хорошей ацетилсалициловой кислотой, сразу поможет.
При больных зубах аспирин тоже предлагался, но ровно до приезда полкового стоматолога. Тут, извините, аспирин лишь вредил, разжижая кровь. А её, крови, было достаточно, ведь на КМБ зубы лечили только специальными, переливающимися бликами никелированно-стальных тел, щипцами. И никаких гвоздей, коц, брык, хрусть, ой-ай, уже не будет болеть, скоро пройдёт, сынок, прополощи водой с родника.
На заставе вода имелась в достатке. А баня случалась раз в неделю. Порой реже, но никогда чаще, в отличие от караулов, земли, пыли, пота, не стиранной белки или кителя, прочего фуфла. Вместе с этими случаями порой приключалось чего неприятнее.
Стрипуха, афганские «розы», появилась у нас ближе к зиме. Мы поддавались ей с неохотой, наша санинструктор умела делать оргвыводы и доносить точку зрения отцам-командирам. Осмотры стали чаще, одновременно выявив никак не желающих пропадать вшей. С полка везли сладковато-мерзко жидкую дрянь, воняющую какой-то химией напополам с трупниной и настоятельно рекомендовали мазать швы. Мы мазали, вши возвращались с каждым караулом, нары то никто не менял.
Перед новым годом на плече вскочила жёсткая больная шишка. Она вздулась реактивно и напоминала вулкан, желающий взорваться магмой. День думал, второй откровенно трусил, на третий пошёл в караул и зарёкся не ходить в санчасть, если надо. Осталось дождаться смены и следующего утра, хотя рука явно желала оказаться под скальпелем раньше. И…
Фурункул прорвало на построении у палаток батальона. Горячее потекло по локтю, разом густо намочив рукав белки. Дырка зажила за неделю, пропав из жизни, а урок остался на всю жизнь.
А, да — что там случилось с Шомполом? Марина, наверное, наорала, а вот Людмила помогла, может, даже штопала Максу моську, не помню. Глаз не задело, это вот важно, а шрам… Все знают — шрамы мужиков только красят.
Самый мрак начался сразу по увольнению и такой подлости не ждал даже я.
Но это настоящий хоррор и сплаттерпанк, ну его к монахам.
Портупея и ремень
Полная портупея — комплект ремней, подсумков, карманов и кармашков с кобурами.
Сперва на портупеях таскали всякие острые ковырялки вроде сабель со шпагами, а усатые красавцы-гусары ещё умудрились добавить выпендрёжную сумку-ташку. А потом до портупеи, серьёзно-вдумчиво, как и во всём, добрались гордые бритты.
Практичные и воюющие всю свою историю англичашки ввели её офицерам из-за изменений бурской войны. Они тогда вообще много ввели, от защитной формы и до широкого применения пулемётов, бронепоезда и джентльменские нарушения правил войны против не-джентльменов. Ну, то есть расстрел заложников и отсутствие стыда за такие вещи. Это когда Ермолов такими вещами занимался на Кавказе — фу-фу-фу и некрасиво, а самим большим белым бванам такое можно везде, всегда и за милу душу.
В войсках портупеей называют широкий удобный ремень с двумя рядами дырок для затягивания. Сейчас они чаще всего просто ремни из разных видов ткани, от обычного нейлона до какой-нибудь супер-пупер-тактической кордуры. Тогда, в святые, лихие, дикие и нищие девяностые, портупеи имелись двух видов — офицерско-кожаные и резиново-солдатские.
Первые, как наследство СССР, порой попадались на
