но я не о том говорю… Я хочу сказать, что в мыслях твоих… нет… в душе… есть что-то, чего я не знаю…
Глава пятнадцатая
1
Рэндольф Кипп явился на свет в последнее десятилетие девятнадцатого века. Когда он достиг совершеннолетия, наука из романтического занятия превратилась в профессию. На образование уже не смотрели больше, как на путь к богатству или почестям. Люди с университетским дипломом занимались продажей билетов и починкой часов. Киппу внушили, что «Знание – сила», и он был сбит с толку, убедившись в неправильности этой максимы.
Вскоре он обнаружил, что мир изменился; новое столетие ознаменовалось вторжением буйных и жестоких купцов. Кипп был наделен способностью приспосабливаться; он умел овладеть новой идеей, осознать новое положение. Итак, он присоединился к наступающей армии и одно время занимал скромный пост повара в лагере торговцев. В поте лица зарабатывал он кусок хлеба, хлопотал среди горшков и сковород в тылу, где едва слышен был грохот орудий, разрушающих баррикады.
Говоря простым языком, ему предложили составить курс химии для школы заочного обучения и исправлять работы учащихся. За это ему платили меньше, чем третьему помощнику заведующего отделом рекламы. Образование он получил разностороннее и не был узким специалистом. Знал многое помимо химии. При случае мог поговорить о символистах и астрономии, о Франциске Ассизском и лучшем способе жарить рыбу. Вену он знал, лучше, чем Бостон; был знаком с метрдотелем ресторана «Митра» в Оксфорде и мог объяснить, почему с домов этого исторического города красивый песчаник облупливается, словно кожа с обожженного солнцем носа. По-французски он говорил так, как говорят на этом языке в сером городе башен; прекрасно танцевал и ухитрился распутать нити политических интриг в Старом Хэмпдене, а это задача нелегкая, и тот, кто за нее берется, должен в совершенстве изучить проблему ненависти и зависти за последние сорок лет.
Несмотря на все эти познания, он был совершенно лишен интуиции и понятия не имел о том, что чуждо законам логики. Мозг его отказывался воспринимать безрассудные, туманные и превратные идеи. Поведение Торбэя, которому он дал ключ от своего ящика с деньгами, сбило его с толку, и он долго раздумывал об этом инциденте.
– Очевидно, я его обидел, – сказал Кипп в разговоре с Майклом Уэббом, – хотя я не понимаю, чем именно. Торбэй щепетильный парень. Он мне сказал, что хочет взять у меня взаймы… а я ему ответил: «Ладно»… И больше ничего. Он и раньше брал у меня деньги, но я этому не придаю значения… Я не жду, чтобы он их вернул, и всегда готов ему помочь… В тот момент я был занят и потому дал ему ключ от стола, чтобы он сам взял, сколько ему нужно. Через секунду он возвращается, швыряет ключ, говорит обиженным тоном: «Не нужно мне ваших денег». Ну, как по-вашему, чем мог я его обидеть?
– Ничем, мне кажется, – ответил Майкл.
– Конечно, а все-таки с тех пор он меня чуждается. Разумеется, я ничего не понимаю, но мне кажется, он подумал, что я задираю перед ним нос… Даю ему ключ, чтобы он увидел, сколько у меня денег… А денег в ящике было много. Короче говоря, вульгарно хвастаюсь. О, господи! Да мне бы это и в голову не пришло! Ну, конечно, он потому и обиделся. А вы как думаете?
Майкл улыбнулся.
– Быть может, – сказал он.
2
Несмотря на высшее образование, Кипп вскоре лишился места в школе заочного обучения. В нем перестали нуждаться, как только он закончил курс. Исправление ученических работ, приходивших по почте, можно было поручить и не специалисту.
После этого он получил место химика в большом коммерческом предприятии. Прочитав высокопарный проспект, он пришел к тому заключению, что ему придется производить опыты и заботиться об улучшении качества медицинских препаратов, которые выпускает фирма. Однако, когда он прибыл на фабрику в Сент-Луи, его провели в пыльную жалкую лабораторию с окном, выходившим в коридор. В течение целого дня перед окном появлялись курьеры с крохотными пакетиками, наполненными белым порошком. То были образцы выпускаемых препаратов, а в обязанности Киппа входило испытание качества продукта. Испытание было не сложное. Лабораторными щипчиками он брал несколько крупинок, бросал в пробирку, а затем держал пробирку над бунзеновской горелкой. Нагретая жидкость принимала нежную зеленую окраску. Если же она не окрашивалась, и, если зеленый цвет был слишком светлым или слишком темным, это свидетельствовало о невысоком качестве продукта, и Кипп делал отметку на листе, который приносил курьер.
Работа упрощалась благодаря тому, что тут же, на прилавке, стояла закупоренная бутылка с зеленой жидкостью. Раствор в этой бутылке был как раз того оттенка, какой должна была принимать жидкость в пробирке.
Как только пробирка нагревалась, Кипп подносил ее к закупоренной бутылке и сравнивал цвета. Этим заканчивалось испытание, и вся процедура отнимала не более пяти минут. Предполагалось, что Кипп, покончив с этими исследованиями, работает в своей крохотной лаборатории над усовершенствованием препаратов. Однако, по мнению администрации, препараты не нуждались в усовершенствовании, они и без того были совершенны, и потому никто не возлагал надежд на новые опыты. Как бы то ни было, но Киппу так и не удалось заняться экспериментальной работой, ибо на испытания препаратов едва хватало рабочего дня. То и дело перед окном появлялись курьеры с маленькими пакетикам.
За эту работу он получал тридцать долларов в неделю.
К концу второй недели Кипп пришел к тому заключению, что эти тридцать долларов его позорят: он не имеет права брать деньги. Совесть не давала ему покоя. Он пошел к главному управляющему, который получал тридцать шесть тысяч долларов в год и держал себя очень высокомерно. На это он имел право; свою коммерческую карьеру он начал в Арканзасе, где торговал патентованными лекарствами; а теперь он занимал пост главного управляющего. У него под началом служили шестьсот человек. Предприятие было так хорошо организовано, что управляющему оставалось только нанимать и рассчитывать служащих. Его кабинет был в сущности конторой по найму, и управляющий, желая проявить свою власть, частенько увольнял старых служащих и нанимал новых. Когда же ему надоедало увольнять, нанимать и вмешиваться в текущую работу, он развлекался тем, что придумывал афоризмы для почтовых карточек, которые рассылались еженедельно всем клиентам предприятия.
На этих карточках из белого или голубого толстого картона печатались глубокомысленные изречения.
Когда Кипп вошел в кабинет, управляющий сидел за письменным столом и любовался новой карточкой, на которой было напечатано: «Не будь немой, загнанной скотиной: Будь героем в борьбе».
Кипи очень вежливо сообщил ему, что смотрит на свою работу, как на сплошное надувательство. Тридцать долларов в неделю…
– Очень печально, что вы стоите на такой точке зрения, – прервал управляющий – за тридцать долларов в неделю я могу получить прекрасных химиков… Здесь, в ящике моего стола, лежит сотня прошений: сотня химиков добивается получить место, которое вы занимаете.
О, вы меня не поняли, – сказал Кипп. – Я не говорю, что жалование ничтожно. Я хочу сказать, что вы мне слишком много платите.
Управляющий был хитер, как лиса. Беседуя с людьми, он всегда держался настороже. У него был нюх, ведущий человека к высоким административным постам и помогающий на этих постах удерживаться. Люди хитрые и проницательные руководствуются следующим принципом: нужно дать человеку высказаться. Пусть собеседник говорит все, что думает, а вы не говорите ничего… Таким путем вы можете поймать его на слове и узнать, где находится уязвимое его местечко… Великим карьеристам помогает главным образом эта способность слушать. Управляющий задумчиво кивнул головой и сказал:
– Гм… вот как?
– Да, мне слишком много платят, – повторил Кипп.
– Что же вы предлагаете? – спросил управляющий.
– Мне неприятно брать эти деньги, – ответил химик. – Совесть меня мучит. С вашего согласия я бы мог подготовить кого-нибудь другого на это место, а затем оставить службу.
– Кого вы хотите подготовить? –
