Погоди-ка… Вчера рядом с Мажидовым сидел какой-то человек. Судя по тому, что они были очень похожи, это был его брат. Вот кто может быть свидетелем. И его надо во что бы то ни стало найти.
Как это сделать? О, для полковника службы безопасности это не вопрос.
Конечно, Петрову доложат о том, что он обращался в Центральное адресное бюро. И тот сразу поймет, зачем Аничкину понадобился адрес брата Мажидова. Поэтому надо было спешить.
Увидев на пороге своей квартиры Аничкина, Муса Мажидов был ошеломлен. Еще бы, убийца брата пришел сам прямо к нему в руки.
Муса молча кивнул на дверь своей комнаты.
Аничкину понятны были мысли Мусы. Конечно, он уже сообразил, кто именно убил его брата. И теперь, каким бы он добропорядочным ни был, чеченская кровь должна была взять свое: он обязан отомстить Аничкину.
Поэтому, войдя в комнату, Аничкин без лишних слов достал свой пистолет и направил его на Мусу.
— Мне терять нечего. Все, что мог, я уже сделал. Атомные бомбы не попали в руки твоего брата, хотя для этого пришлось его убить. Пойми, Муса, он защищал свою страну, а я — свою. И поэтому, когда у нас за спиной целый народ, никакой пощады быть не может.
Муса спокойно сидел под дулом пистолета и слушал Аничкина. Перед ним был враг, которого нужно было бить, резать на части, рвать зубами, короче, делать все, что угодно, лишь бы поскорее уничтожить. К тому же он был в доме Мусы, в двух шагах от него. И если бы не этот пистолет…
— Мне нужны вещи Рустама Мажидова — записи, документы.
Муса покачал головой:
— У меня ничего нет.
Русский хотел слишком многого. Неужели этот враг не понимает, что, даже если бы у него и были какие-то документы, Муса никогда бы в жизни их ему не отдал.
Аничкин приблизил дуло к его глазам:
— Я выстрелю, и никто ничего не услышит. Даже жена из соседней комнаты.
Муса пожал плечами:
— Стреляй.
Аничкин понял: ничего добиться от него он не сможет. Но и уничтожать Мусу не входило в его планы. Это единственный человек, который мог дать показания, оправдывающие Володю. Но, с другой стороны, Муса Мажидов сделает все, чтобы его убить.
Володя опустил пистолет и сказал:
— Хорошо. Ты сейчас поедешь со мной.
Муса снова покачал головой.
— Нет, поедешь!
Аничкин схватил его за локоть и попытался скрутить руку за спину. Но Муса оказался проворнее, он неожиданно звезданул Аничкина лбом по носу, отчего у того брызнули искры из глаз.
Выкрикнув гортанное ругательство, Муса изо всех сил ударил его кулаком в солнечное сплетение.
Пистолет выпал из рук Аничкина и полетел под диван. Муса схватил лежащий на столе кухонный нож и приставил его к горлу своего врага.
— А теперь слушай меня! Или ты скажешь, куда дел чемоданы с бомбами, или я сейчас перережу твое поганое горло! Клянусь!
Аничкин чувствовал, что чеченец говорит правду. Но он скорее пожертвовал бы жизнью, чем открыл местонахождение «Самумов».
И тут в дверь позвонили.
От неожиданности Муса чуть надавил ножом, и Володя почувствовал, как сталь рассекла его кожу.
— Зульфия! — крикнул Муса жене. — Не открывай дверь!
Но из коридора уже донеслись топот и крики ворвавшихся в квартиру людей. Аничкин понял, что медлить больше нельзя. Сильно оттолкнув Мусу, он бросился к окну.
Квартира Мажидова была на четвертом этаже. Но что оставалось делать? Он вскочил на подоконник и сиганул вниз. Последними, кого он увидел в комнате Мусы, были несколько человек в форме и среди них генерал Петров.
Аничкина спасло то, что во время падения он наткнулся на несколько слоев натянутых между балконами бельевых веревок, которые сильно стегнули его по лицу, но существенно смягчили падение. Через несколько секунд он оказался на земле.
Володя сумел сразу же взять себя в руки и откатился в сторону. Спустя мгновение на то же самое место тяжело рухнуло тело Мусы Мажидова. Чеченцу повезло меньше: все бельевые веревки снес Аничкин, и, скорее всего, хозяин квартиры разбился.
Аничкин вскочил на ноги и побежал за угол, где оставил свою машину.
Но около нее уже стояли двое. Все выходы из двора были тоже перекрыты.
Оставалось последнее — крыша. Аничкин бросился к углу дома, где была прикреплена пожарная лестница. С трудом вспрыгнув на последнюю ступень, он, не обращая внимания на острую боль в левой руке, подтянулся и полез вверх.
— Аничкин, стой! — донеслось снизу.
Володя глянул под ноги. Там стоял генерал Петров в сопровождении нескольких молодчиков в штатском. А двое или трое уже карабкались за ним.
— Стой! У тебя нет никакого шанса! Мы будем стрелять!
— Ну уж нет, — проговорил Аничкин, задыхаясь от напряжения, — я вам нужен!
Вот уже и последние ступени. Через секунду Аничкин загромыхал по кровельному железу покатой крыши.
«Жаль, пистолета нет, — только и билось в его голове, — жаль, нет пистолета…»
Как бы в ответ на это мимо его уха просвистели несколько пуль.
— Не стрелять! — донесся истошный крик Петрова. — Взять живым!
Из окна чердачной мансарды появилось несколько омоновцев. Они высыпали на крышу, и из пистолета одного из них вырвался сноп огня.
Это было последнее, что увидел Аничкин, потому что в следующий миг он споткнулся и покатился вниз, к краю крыши. Сильно ударившись о железный барьер, он потерял сознание.
Глава 13
ТУРЕЦКИЙ И АНИЧКИН. ВСТРЕЧА
1
Я должен был добраться до Лукашука. Вообще-то если уж быть скрупулезно честным, то до этого почтенного полковника мне дела не было. Он и нужен-то был, как Остапу Бендеру — Гекуба. Но уж очень хотелось заглянуть в его лисьи глазки. Почему-то я считал, что они у него именно лисьи.
Что за хамство? Аничкин пропал, к Борисову не пускают. Пусть объяснит. Точнее, пусть объяснится. Он, видите ли, офицер ФСБ, а мы, скромные работники Генпрокуратуры, помочиться вышли. К тому же я на это дело получил благословение Меркулова и уверенности в себе у меня было хоть отбавляй.
Иногда действительно приходится ее убавлять. Частенько от избытка не самого худшего человеческого качества страдало дело, хотя, по большому счету, до сих пор все было тьфу-тьфу-тьфу.
Честно говоря, мне не нравится это здание на Лубянке. Я не большой поклонник подобной архитектуры. Оно такое мрачное, что, глядя на его этажи, в голову все время приходит мысль о бесконечных подземных этажах. Понимаю, что нужно о другом думать, а вот ничего не могу с собой сделать.
