Книга Вельяминовы. За горизонт. Книга 2 - Нелли Шульман

– В Берлине он присмотрит за переходом группы Лемана на запад, а товарищ Саломея сопроводит нашего будущего агента в Париже… – Шелепин похвалил капитана Мендес за ясность ума и хладнокровие:

– Отличная операция, – одобрительно заметил он, – вы делаете большие успехи. В случае удачного ее завершения вас ждет орден, а пока отправляйтесь в отпуск. В Средней Азии сейчас все цветет. Побудете с мужем, оправитесь… – Шелепин пожал женщине руку.

Услышав начальство, Эйтингон кивнул: «Хорошо». Указав глазами на дверь палаты интенсивной терапии, он предложил:

– Может быть, нам зайти… – Шелепин пожал плечами:

– Для чего? У него проникающее ранение коры головного мозга, он не сегодня-завтра умрет. Если он и проживет какое-то время, то овощем, гниющим в своих нечистотах… – распрощавшись с председателем Комитета, Эйтингон постоял у крашеной эмалью двери палаты:

– Если он выживет, надо его отправить Кардозо для опытов… – Наум Исаакович записал себе в книжечку: «Профессор», – Саломее такое понравится… – он признавал смелость женщины:

– Рука у нее не дрогнула, в отличие от Будапешта. Но тогда она была девчонкой шестнадцати лет… – ему не хотелось смотреть на перебинтованную голову 880:

– Пусть подыхает, от него больше ничего не добьешься. Саша спит, незачем тревожить мальчика… – Наум Исаакович взглянул на часы:

– Второй час ночи. Должно быть, она давно легла… – спустившись вниз, поежившись от сырого ветерка, он пересек двор. Ветер разогнал тучи. В лужах на сером булыжнике, играли крупные звезды.

Административное здание вымерло, над кабинетами мерцали тусклые лампочки. Щелкнув рычажком выключателя, не снимая пальто, он набрал наизусть выученный номер. Лада сразу сняла трубку:

– Уже второй, должно быть, ты легла, – не здороваясь, сказал он, – в ночи млечпуть серебряной Окою. Я не спешу, и молниями телеграмм мне незачем тебя будить и беспокоить… – она помолчала:

– Ты посмотри, какая в мире тишь, ночь обложила небо звездной данью… Беспокой, милый, пожалуйста. Как у вас дела… – он отхлебнул кофе из фляжки:

– Ерунда всякая, давно разобрались. Поговори со мной, Ладушка… – присев на край стола, Эйтингон слушал ее нежный голос.

Яркое солнце било в глаза, сквозь большое окно кафе аэропорта Внуково. Лучи играли на серебристых фюзеляжах машин на летном поле, отражались в золоченых буквах плаката на стене:

– Новый рейс Аэрофлота по маршруту Москва-Копенгаген-Лондон, с 14 мая 1959 года. Бронируйте билеты в кассах или по телефону 2-3-58-35… – длинные пальцы с бордовым маникюром полистали книжечку расписания:

– Через два часа будете в Париже, Лада Михайловна, – припухшие губы слегка улыбнулись, – то есть через пять, но разница во времени для вас выигрышна. Приземлитесь к обеду, сезон устриц еще не закончился… – Циона приехала во Внуково на такси. Пальцы на левой руке женщины скрывала повязка. Она не хотела рисковать мартовским, обледенелым шоссе:

– У меня больше не ожидается никакого риска, – Циона облегченно покуривала на заднем сиденье машины, – Джон при смерти… – у 880, по словам врачей, начался менингит, – Меир мертв, а Волк сгинул в уральской тайге… – она поежилась, вспомнив яркие, голубые глаза:

– В Англии Джон о нем никогда не говорил, он не навещал замок. Они были очень осторожны, но осторожность им не помогла. Я вне опасности, никто не узнает, что я в СССР. Да я и не собираюсь здесь сидеть… – Циона победно улыбнулась. В ее парижской сумочке лежал заклеенный конверт, с номером почтового ящика на цюрихском почтамте.

Приняв письмо, Лада, озабоченно сказала:

– Что с вашей рукой… – она указала на перебинтованные пальцы, – и лицо… – девушка смутилась, – то есть простите… – Циона коснулась ее плеча:

– Ничего страшного. Я упала, на улице скользко… – договорившись по телефону встретиться с актрисой в кафе, Циона застала Ладу в одиночестве, над чашкой с витой надписью «Аэрофлот». На стойке, в стеклянной вазе громоздились оранжевые апельсины. На витрине, среди кружевных салфеточек, лежали пирожные и шоколад. Краем уха Циона уловила галдеж французских туристов по соседству:

– Они ездили в Ленинград, восхищаются Эрмитажем… – Циона подробно обсудила с Шелепиным будущую операцию:

– В СССР товарищ де Лу, – она тонко улыбнулась, – не приедет, даже если он получит официальное приглашение от министерства культуры. Маляр, как его звали в Сопротивлении, хоть и коммунист, но отлично поймет, что за цель мы преследуем… – Циона добавила:

– К тому же, он правительственный чиновник, директор крупного музея. Людей его ранга тоже не минуют несчастные случаи, но это вызовет… – Циона повела рукой, – ненужный интерес, осложнения…

Шелепин с ней согласился. Сначала председатель Комитета предложил организовать Ладе Михайловне, как ее звала Циона, командировку в Париж:

– Ее сожитель, – усмехнулся Шелепин, – пишет роман о деятельности Горского в эмиграции. Сделаем вид, что она тоже… – Шелепин сдвинул брови, – находится в творческом отпуске… – Циона покачала вымытой личной медсестрой головой:

– Нет. Перебежчице окажут больше доверия. Вообще, – она затянулась сигаретой, – внимание прессы ей обеспечено. Молодая, красивая девушка рисковала жизнью, чтобы выбрать свободу… – риска в переходе границы на Чек-Пойнт-Чарли никакого не было, но Циона подытожила:

– Журналисты всегда найдут, что написать. Однако Лада Михайловна откажется от интервью по соображениям безопасности… – Комитет не хотел ставить под угрозу репутацию советской девушки, комсомолки:

– Ей надо вернуться домой, сниматься в кино… – кивнул Шелепин, – на «Мосфильме» посчитают, что она в отпуске… – Ладе предстояло узнать о судьбе Янтарной Комнаты и других украденных гитлеровцами сокровищ:

– В постели у всех развязывается язык, – хмыкнула Циона, принеся свой кофе к столику. Лада приехала в аэропорт в замшевой курточке и темных очках. Распущенные, светлые волосы прикрывала беретка, пахло от девушки весенним ландышем:

– Кузен Мишель не устоял бы, – она скрыла улыбку, – ему нет пятидесяти лет. Он живет с тетей Лаурой только из чувства долга, из-за ее уродства… – листая досье на кузена, Циона заметила Шелепину:

– Нельзя недооценивать эту пару. Месье де Лу отправился на поиски жены в гитлеровскую Германию, а она водила за нос все МГБ, во главе с министром Берия… – Шелепин покраснел. Снимки бывшей Монахини, жены Маляра, неожиданно нашлись в архивах Комитета. Он сначала хотел устроить гражданину Эйтингону разнос. Монахиня, подобранная на необитаемом острове в Южной Атлантике, больше года просидела на закрытой флотской базе на Дальнем Востоке:

– Она искала мужа, – сказала Циона Шелепину, – покидая Европу, нацисты утащили его, с шедеврами, в свое логово в Патагонии… – гражданин Эйтингон неоднократно навещал женщину, проводил допросы, но ничего не заподозрил:

– Он был больше занят личными делами, – зло подумал Шелепин, – неподалеку он возвел целый Версаль для любовницы и детей… – Шелепин решил не ворошить прошлое:

– В конце концов, если судить по фото, ее бы и собственный муж не узнал. Но мистер Питер Кроу приезжал туда вовсе не за ней, а за Вороной…

Они пока не знали, что случилось с женщиной во время катастрофы на шотландских островах:

– Но если выжила ее дочь, то мог выжить и сын, и она сама. Британцы ее спрятали лучше украденных нацистами шедевров. Она нам нужна. Космическая программа только набирает силы. Мы должны опередить американцев, первыми отправить человека на орбиту. Королев обещает, что полет пройдет через два года, но с Вороной дело бы двигалось быстрее… – Шелепин отозвался:

– Разумеется, ваша подопечная будет вести себя тихо. Вы поработаете с ней над легендой, до осени время есть… – осенью Циона намеревалась навсегда покинуть СССР. Конверт отправился в сумочку Лады, она поздравила себя:

– Все прошло отлично, пора прощаться. Лада Михайловна, кажется, ждет звонка… – девушка бросала косые взгляды на черный телефон, на стойке буфета, – интересно, от кого? Ее так называемый автор летит с ней. Наверное, она ему изменяет с молодым. Ему почти шестьдесят лет… – зашуршал динамик:

– Пассажиров рейса Москва-Париж, просят пройти на регистрацию и взвешивание багажа, стойки вторая и третья, – французы засуетились, Циона поднялась, взмахнув полой отороченного рыжей лисой пальто, белого кашемира:

– Не смею вас задерживать… – она протянула руку, – счастливого пути и удачного фестиваля… – Лада вскинула на плечо сумочку:

– Надеюсь, мы продолжим занятия после моего возвращения, Саломея Александровна… – Циона