подальше от сложных переживаний матери, а уж реакцию дочери на это все не хотела знать и подавно. Обе они казались ей людьми совершенно другого склада, непонятными, загадочными, не совсем реальными. Она поражалась сходству их лиц и характеров – никому не подотчетной сердцевине личности, спрессованной в тугую пружину. Удивлялась, восхищалась, но старалась не вникать, чтобы не погружаться снова в пучину самоуничижения, комплексов и страха, в которой она жила много лет, до самой смерти матери.
Теперь она боялась, что будет испытывать те же чувства и к Кате, поэтому общение деликатно сокращала до минимума, не лезла в душу, никогда не высказывала никаких суждений, просто принимала все так, как сама Катя позволяла ей это сделать.
Сонька книгу тоже не читала, точнее, начала читать и не поняла. Закрученная работой, она получила персональный экземпляр с автографом, но только хмыкнула. Катя всегда казалась ей бездельницей, а все ее занятия – глупыми игрушками, не приносящими никому пользы. Она уважала в ней гениальную портниху, в чьих талантливых руках расцветали удивительные платья и костюмы, заполонявшие собой все мировые спортивные подиумы. Это приносило счастье многим, в том числе и самой Кате. А все ее метания после знакомства с Митей сильно уронили ее в глазах бывшей подруги.
Воспринимать всерьез эти литературные потуги Соня даже не пыталась. А вот Тимур прочел книгу с большим интересом – его, как и Митю, всегда интересовали биографии великих предшественников.
О Кате он ничего, в сущности, не знал, но дарственная надпись произвела на него впечатление.
Сюжет у книги был хорош, и ему в голову сразу полезли кое-какие мысли… он даже заикнулся жене, что неплохо было бы поговорить с этой Катей насчет прав и, может, попробовать это как-то экранизировать… был бы успех.
Но Соня эту тему сразу пресекла, разговаривать с Катей отказалась наотрез, а книгу подложила вместо давно отвалившейся ножки комода – так, чтобы ее не было видно из комнаты.
Единственным человеком, способным по-настоящему понять и оценить Катин замысел, мог бы стать доктор Эрзин. Ему в кабинет она с большими хитростями доставила старый ноутбук, сослуживший ей такую полезную службу, а также экземпляр своей книги, предназначавшийся лично Ефиму Михайловичу.
Длинный именной автограф завуалированно намекал на то, что зла Катя на своего доктора больше не держит и даже благодарит за некоторую психологическую помощь, которая пришлась ей очень кстати.
Эрзину было бы очень лестно все это прочитать, но в свой кабинет он больше уже никогда не попал – в его возрасте инфаркты у мужчин часто заканчиваются летально. Но Катя об этом так никогда и не узнала.
Пережил инфаркт и Георгий, правда, остался жив и даже быстро восстановился. Книгу он видел и даже поручил купить – были у него некоторые планы на Катю, которые с помощью этой книги можно было бы осуществить. Он и сам понимал, что мудрая Сонька была права – если человек не выражает свою любовь нормальными понятными способами, значит, он просто не любит. Или любит кого-то другого, в чем ему пришлось запоздало признаться хотя бы самому себе.
Катину книгу он честно собирался прочитать, но уже много лет не читал ничего, кроме новостей и биржевых сводок – в этом Соня тоже оказалась права, а книга так навсегда и осталась лежать в его московском кабинете, заваленная строительными журналами, макетами и папками с чертежами.
Возможно, Катин замысел мог бы понять и Митя – все-таки он много лет знал ее, был в курсе всех ее переживаний и относился к ним с определенным вниманием и уважением. Он всегда сочувствовал ее сиротской доле, и если бы прочитал эту заново переписанную жизнь, даже несколько жизней, был бы сильно удивлен. Но эта мысль даже не приходила ему в голову. Впрочем, впереди его еще ждало много удивительного, о чем он, к счастью, не догадывался.
Митя все собирался хорошо напиться, но чувствовал, что алкоголь впервые в жизни не поможет ему отключиться от навязчивых мыслей.
Одиночество схватило его за горло – никогда он этим не тяготился, но в последнее время даже кот от него словно бы отвык.
Пока Митя слонялся по Израилю, кот сменил нескольких временных хозяев, а последние недели жил у Митиной мамы, привык к ней и домой вернулся неохотно.
Никита тоже не торопился возвращаться в Москву. Дозвониться до него было трудно, но это можно было понять – операторы вообще отключают телефоны на время работы.
«Может, загулял парень… Да оно и к лучшему», – но Митя все равно тосковал – не то по сыну, не то по Кате, не то по всем сразу… Было, было по кому тосковать.
Лето пролетело в один миг, сценарий был написан. Митя уже кое-кому его показал, даже получил одобрение, но все это были не те одобрения…
Хорошо бы Сонька… А то и Катя. Ему не терпелось начать снимать. Даже казалось, что Катя, увидев этот фильм, поймет, что он снова хочет ее видеть, быть с ней, что он все переосмыслил – и найдется, найдется проклятая.
Ночами он совсем не спал, пил корвалол и резал ножом кухонную клеенку. Перебирал все Катины фотографии, которыми был полон его ноутбук, – теперь прятать их было не от кого. Ласково трогал пальцем изящную фигурку на мониторе, разговаривал с ней, сообщал ей о себе разные новости.
Впрочем, какие там могли быть новости. Денег на фильм он не нашел, унизился до того, что разыскал Георгия и отправил сценарий ему, но ответа не получил. Все собирался снова позвонить Анне, но последний их разговор его здорово обидел, не хотелось мириться первым, навязываться, умолять.
«Что она там несла… Как это Катя может специально от меня прятаться? Никогда в это не поверю. Да и где она может жить столько времени? Ни письма, ни звонка – ничего. Никогда такого не было… Надо же как – Анна сама меня от нее прятала… сколько я там у нее на даче валялся? Даже не помню. И Кате меня не сдала».
Вдруг он подскочил как ужаленный.
Дача! Какая была бы ирония судьбы, если бы… Надо было ехать, обязательно! Тут же схватил телефон, и снова повезло – Анна сняла трубку.
– Я знаю, где ты ее прячешь, и сейчас же выезжаю. И как я, идиот собачий, не просек, когда ты сказала: «нет, на даче ты больше не спрячешься». И не отрицай. Я просто выезжаю туда.
– Во-первых, здравствуй, Митя.
– Даа, я отлично тут здравствую! Самое время для любезностей!
– Успокойся, остынь. С чего это ты взял такую чушь?
– Да какую чушь! Я и слушать
