Конечно, сохранять энтузиазм и верность клятве Гиппократа в таких условиях куда как непросто…
— И что же произошло? — спросил Андрей.
— Степан Степаныч зашел к Нежданову, — терпеливо объяснил врач, — тот как раз выпивал, компании обрадовался, но рассудил, что на двоих им маловато будет. Дал ему денег и отправил за бутылкой в сельмаг. Тот мухой слетал, благо близко… Ну, выпили, им плохо стало, оба потеряли сознание. Сторожа жена пошла искать по соседям, она часто так делала, и нашла их, скорую вызвала. Хорошо еще, что живы оба! Степаныч-то почти оклемался уже, видимо, ему меньше досталось. Этиловый спирт — это ведь антидот против метилового, противоядие то есть…
— Вот! Слышал, стажер? Запомни на всякий случай! — с серьезным видом посоветовал Андрей.
— Да я вообще-то водку не пью, — Свирин почему-то смутился, — так, если пива иногда, или вина красного…
— И каково сейчас состояние Нежданова? — спросил Андрей. — Какой прогноз?
Врач задумался:
— Трудно сказать! Я, честно говоря, не предполагал, что он выживет — обширное поражение нервной системы, слепота… И сейчас состояние нестабильное. Если останется жив — инвалидность практически гарантирована.
— Да… Невесело! — протянул Андрей.
— У нас вообще веселого мало, — коротко бросил врач, — заходите, только ненадолго.
Григорий лежал, закрыв глаза и откинув голову на подушку. Его лицо выглядело исхудавшим и измученным, и Новиков поймал себя на том, что, пожалуй, не узнал бы его, несмотря на то, что видел фотографии — так этот молодой и сильный мужчина изменился всего за несколько дней. На щеке его красовалось несколько довольно глубоких царапин.
Услышав его шаги, больной забеспокоился, зашевелился, открыл глаза, но взгляд был невидящий, какой-то стеклянный.
— Кто здесь? — спросил он.
— Я — капитан Андрей Васильевич Новиков, сотрудник Отдельного оперативно-следственного управления, веду дело об убийстве Марии Завьяловой. Мне нужно задать вам несколько вопросов.
Андрей привычным жестом достал удостоверение, раскрыл… И тут же сообразил, что это бессмысленно, потому что Нежданов его увидеть все равно не сможет.
— Я вас ждал, — признался он, — знал, что вы придете… Чувствовал.
— Меня? — удивился Новиков.
— Ну, не вас, конечно… Кого-то из ваших.
— Почему?
— Потому что я убил… — Тут его голос дрогнул, он сглотнул слюну и с трудом вымолвил: — Я убил свою мать.
— Стоп-стоп, — остановил его Новиков, — должен предупредить: наш разговор носит официальный характер и будет фиксироваться на видео.
Бледные губы Нежданова искривились в невеселой усмешке.
— Да пишите, что уж… Теперь все равно.
Новиков кивнул стажеру Свирину, чтобы установил штатив с видеокамерой, уселся на стул рядом с кроватью и, неожиданно для самого себя перейдя на «ты», со вздохом сказал:
— Ну, рассказывай, как все было… С самого начала.
Нежданов помолчал недолго, облизнул пересохшие губы и, словно собравшись с силами, заговорил — тихо, медленно. Видно, что каждое слово давалось ему с усилием, но он намерен пойти до конца и рассказать все.
— Я вырос в детдоме. Не скажу, чтобы очень плохо было — нормально. Кормили, не били… Военрук был хороший дядька, про Афган рассказывал, я хотел быть как он. Но, знаете, все детдомовские дети хотят найти свою маму. Правда, потом забывают, а я вот не забыл! Всегда мечтал об этом, каждый день. Может, поэтому и не бухал с двенадцати лет, и клей не нюхал — для нее, хотел, чтобы она мной гордилась…
— И как же вы ее нашли? — быстро спросил Новиков. Он опасался, что Григорий в любой момент может потерять сознание, так и не сказав самого важного.
— После детдома я в армию пошел почти сразу, потом остался служить по контракту. Мне даже нравилось… Когда деньги нормальные получил в первый раз, взял отпуск, поехал в свой детдом, пошел к директрисе, заплатил — и она согласилась показать мое личное дело. Там были данные моей матери — имя, фамилия, адрес…
— И вы поехали к ней?
— Поехал, — подтвердил Нежданов, — сразу же! Но там уже никого не осталось, в квартире чужие люди жили. Соседи подсказали, как найти Веру Семеновну.
— А это кто? — уточнил Новиков.
— Тетка моей матери, сестра ее отца. Она мне рассказала, что после его смерти — а он на машине разбился, давно — его жена, то есть моя бабушка, сначала мужиков водила постоянно, потом нашла себе какого-то бывшего уголовника, который бил и ее, и дочку, потом пить начала беспробудно… Может, потому мать и подалась к дальнобойщикам на трассу, а потом — сбежала из дома с подружкой Машей Завьяловой. Что с ней стало — неизвестно, мать не писала и не звонила больше. Так с концами и пропала. Вера Семеновна мне фотографии отдала, какие остались… Я потом навещал ее иногда, денег давал понемногу. Родня все-таки! Она меня жалела, хотя мою мать шалавой называла.
— Где она сейчас? — быстро спросил Андрей, сделав пометку в блокноте.
— Умерла, в прошлом году еще. Я даже на похороны не попал, в командировку уехал как раз.
— Понятно… Что дальше?
— Я искал свою мать — и не нашел. Думал, в живых ее нет. Потом решил найти ее подругу Машу, думал — может, она что-то знает о ней? Оказалось — жива-здорова, богатая стала! Бизнес-леди… — Эти слова Нежданов произнес с неожиданной гордостью.
— И ты решил с ней встретиться?
— Да! И это оказалось не так сложно. Поискал в Интернете, где живет, приехал туда, дождался ее…
— И что дальше?
— Она испугалась! Увидела меня, побледнела, я думал — в обморок упадет.
— А ты?
— Сказал, что хочу найти Ольгу Полякову, что я ее сын. А она как будто с ума сошла — стала кричать, чтобы я уходил и больше не появлялся. Я сначала не понял, почему она так… А потом пригляделся — и заметил кое-что.
— И что же это было?
— Мизинец на левой руке чуть искривленный! Вера Семеновна говорила, что она, когда маленькая была, палец прищемила дверью, сломала его, плакала сильно… А ее даже в травмпункт отвести было некому!
Григорий издал странный звук — то ли вздох,
