из его горла, а не из сердца. Внутренняя сущность остается абсолютно незатронутой и невзволнованной. Он проходит через угольный подвал, но не как деятель, он остается актером.
Запомните, именно деятель покрывается угольной пылью, не действие. Если бы угольная пыль собиралась на действии, тогда то, что говорит Ишавасья, не могло бы случиться. То, что говорит Гита, не могло бы случиться. Тогда не было бы никакого спасения от деяния, пока человек жив. Тогда человек мог бы быть свободным от деяния только после смерти. Тогда, кажется, не было бы никакого освобождения, пока сохраняется жизнь. Но как можно быть свободным после смерти, когда нельзя быть свободным при жизни? Если нельзя быть свободным при жизни, тогда определенно нет никакой возможности найти свободу после смерти.
Если само действие может быть запятнано сажей жизни, тогда освобождение невозможно. Но те, кто ищут глубоко внутри, говорят, что угольная пыль прилипает к деятелю, а не к действию. То есть прилипает она только тогда, когда человек говорит: «Я — деятель», когда акцент ставится на действие и «я», когда «я» и действие отождествляются друг с другом. Только тогда случается загрязнение, когда «я» становится одним с действием и говорит: «Я — действие». Только в такой ситуации угольная пыль покрывает деятеля, и тогда жизнь наполнена пылью и чернотой.
Если внутри нет никого, кто говорит: «Я — деятель», — и в то же самое время там есть знающий, который понимает, что действие продолжается, что актеры собрались на сцене, чтобы разыграть драму, тогда размеры сцены не имеют никакого значения, пусть ею будет весь мир. Не имеет никакого значения, что занавес в этой драме поднимается только один раз в момент рождения и опускается только в момент смерти. Не имеет значения также и то, что драма длится очень долго от поднятия до опускания занавеса. Все это не имеет никакого значения, это не затрагивает нас совершенно, если вы смотрите на это изнутри, как на театральное представление. Если вы несете это понимание внутри, тогда весь мир есть лила — игра, драма, сцена для вас, и сама жизнь подобна сюжету. Тогда мы — актеры, а актеров ничего не затрагивает.
Эта сутра Ишавасья говорит, что есть только один путь, на котором человек может остаться незапятнанным при выполнении своих обязанностей жизни: это путь превращения жизни в игру. Но мы — интересные люди. Мы пытаемся раз за разом представить нашу игру как нашу настоящую жизнь, и наши повторяющиеся действия фактически становятся ведущими силами наших жизней. Если мы обращаемся за советом к психологам, они говорят, что обычное поведение человека — это все культивированное действие. Это все обусловливание.
Мы называем это человеческой природой, но психологи заявляют, что никакой человеческой природы нет. Если я есть некая человеческая природа, то это бесконечное непостоянство. Человеческая природа подобна воде. Если мы наливаем воду в стакан, она принимает форму стакана, если ее наливаем в чашку, она принимает форму чашки, а если ее наливаем в кувшин, она принимает форму кувшина. Вода всегда принимает форму того сосуда, в который ее наливают. Тогда какова же естественная форма воды? У нее нет никакой естественной формы. Ее природа может быть описана как способность принимать бесчисленные формы. Вода не упряма, не неподатлива. Она не утверждает: «Я будут сохранять эту конкретную форму». Она говорит: «Я готова жить в любой форме, какой бы она ни была».
У человека тоже нет своей собственной природы. Тот феномен, который мы называем его природой, — это всего лишь часто практикуемые поведенческие схемы. Это действия, совершаемые в некоем культурном обрамлении в часто повторяющихся обстоятельствах. Так, человек, родившийся в семье невегетарианцев, ест мясо. Это не его природа, обрекающая его быть таковым. Если бы он был воспитан в доме вегетарианца, он бы привык к вегетарианской пище. Тогда бы его могло тошнить при виде мяса, но это не является свидетельством его добродетельной природы, в такой же степени, как мясная диета не означает злой природы. Характеристики, подобные этим, не являются показателями величия.
Форма действия есть нечто практикуемое, чему мы обучаем людей с самого их младенчества. Если мы правильно понимаем, что такое это обучение, то это не что иное, как подготовка к той роли, которую, как ожидается, человек будет играть в жизни. Наши воспитательные институты являются репетиционными студиями. Они представляют собой студии, где мы готовим себя к ролям наших жизней. Мы обучаем человека играть в определенном стиле в наших семьях, обществе, школе и университетах. Мы подготавливаем одного как индийца, другого — как американца, третьего — как китайца, еще кого-то — как христианина. Когда они таким образом подготовлены и их склад ума становится крепким и устойчивым, все выглядит так, как будто этот склад ума и есть их природа. Нет, все это всего лишь заученные роли, в итоге так прочно зафиксированные в уме человека, что ему даже не приходит в голову, что он просто играет свою роль.
Думали ли вы когда-нибудь о том, к какой религии вы принадлежите? Индуизм, джайнизм, ислам, христианство и другие религии — все это роли, которым вас обучили. Если бы вас не тренировали в них, вы бы о них никогда не думали. Но когда вы говорите: «Я индуист», — вы становитесь деятелем. Тогда вы можете взять в руку меч, чтобы защищать вашу религию. Тогда можно жертвовать жизнями и совершать убийство. Можно искать повода для ссоры с любым, кто говорит, что вы не индуист.
Раньше психологи говорили, что привычка — вторая натура. Таково было мнение психологов прошлого. А вот современные психологи говорят, что натура — первая привычка. По мере тою, как проводится все больше и больше исследований человеческой натуры, психологи все больше убеждаются, что натура есть первая привычка, глубоко сидящая привычка, ставшая столь прочно зафиксированной, что человек забыл о том, что вы играете роль.
Если вы сможете помнить о том, что вы играете роль, не будет больше убийств. Наоборот, вы будете говорить: «Что за безумие? Я играю роль индуиста, а вы играете роль мусульманина, почему из-за этого должна быть какая-то ссора?» Нет, ссоры и драки вспыхивают именно тогда, когда на этот феномен не смотрят как на игру, как на театральное представление. Тогда люди становятся серьезными, они прекращают быть игривыми.
Эрик Берн написал книгу под названием «Игры, в которые играют люди». Он рассматривает не только такие игры, как футбол, хоккей, карты и шахматы, но и игры в индуистов, мусульман и христиан.
