А. Столыпину о правомерности использования 87‐й статьи Основных государственных законов. Премьер-министр, выступая в Мариинском (1 апреля) и Таврическом (27 апреля) дворцах, доказывал законность действий правительства, оказавшегося в чрезвычайных обстоятельствах (которые и необходимы для применения 87‐й статьи).
27 апреля был очередной «большой день» думской политики. Но это был особый «большой день». Выступал Столыпин, который должен был подвести итог случившемуся, отчитаться за разворачивавшийся кризис. Депутаты собрались практически в полном составе, что случалось далеко не часто. Свои кресла заняли высокопоставленные чиновники, члены Государственного совета, корреспонденты. Присутствовавшая публика была самая изысканная. В хорах сидели лишь на первых рядах. Все остальные стояли – в противном случае услышать сказанное было непросто. Из Министерского павильона вышли руководители ведомств, заняли свои кресла. Из министров отсутствовал только С. В. Рухлов – по болезни. К министрам потянулись депутаты с записками: В. М. Пуришкевич, А. А. Бобринский, Г. А. Шечков, Я. Г. Гололобов и др. Началась сутолока. Народные избранники пытались передать свои прошения. Звонок председателя. Началось заседание. На кафедру вышел Столыпин: бледный, сильно взволнованный. Он быстро овладел собой. В зале установилась тишина.
По словам Столыпина, отклонение законопроекта о введении земства в Западном крае ставило под вопрос продолжение курса кабинета министров.
Мысль правительства, идеалы правительства были надломлены… Таким образом, силою вещей постепенно, незаметно Россия была подведена к поворотному пункту в ее внутренней национальной политике.
Правительство было вправе отстаивать свою политическую линию, а не «продолжать корректно и машинально вертеть правительственное колесо, изготовляя проекты, которые никогда не должны увидеть света». Многим октябристам речь Столыпина не показалась убедительной. Они даже утверждали, что Столыпин не убедил и самого себя. Националисты усердно хлопали и кричали «браво». Центр и правые молчали. Левые выражали неудовольствие. Дума признала действия правительства незаконными. Фактически это был последний акт думской драмы, в которой принимал непосредственное участие Столыпин. Точка в его биографии будет поставлена в Киеве. Однако характер взаимоотношений «Союза 17 октября» и правительства в корне уже не изменится.
Убийство П. А. Столыпина в сентябре 1911 года поставило октябристов перед необходимостью обобщить свой политический опыт последних пяти лет. По словам А. И. Гучкова, в значительной мере благодаря Столыпину наладился конструктивный диалог между правительством и общественными силами, что было уникальным явлением в истории России:
Получилась картина, редкая в нашей русской жизни, небывалая со времен начала 60‐х годов: две силы, вечно, казалось, непримиримо между собой враждовавшие – власть и общество – сблизились и пошли одной дорогой; общество поверило власти; власть остро почувствовала нужду в поддержке общества. В этом акте примирения выдающуюся роль сыграл П. А. Столыпин, представлявший совершенно исключительное сочетание тех качеств, какие требовались современным моментом. Благодаря именно его обаятельной личности, высоким свойствам его ума и характера, накапливалась вокруг власти атмосфера общественного доброжелательства и доверия на место прежней ненависти и подозрительности.
Однако общественное успокоение привело к упрочению положения сил реакции, которые добивались свертывания курса преобразований. По мнению Гучкова, Столыпин не смог одержать над ними победу, а после его гибели они окончательно восторжествовали, результатом чего стало фактическое упразднение объединенного правительства, замещенного традиционным для России «личным режимом».
Взаимодействие Столыпина с октябристами – это несомненно важный сюжет политической истории России начала XX века, но при этом не только политической. Премьер и в целом правительство сотрудничали не столько с фракцией, сколько с той средой, которую она представляла. Октябристы в Думе практически никогда не были солидарны в поступках и решениях. Руководство фракции никогда не решало за всех. Правительству приходилось договариваться по возможности с каждым или, по крайней мере, со многими. Такого рода многоуровневые переговоры могли случаться как исключение в наиболее значимых для исполнительной власти случаях. В каждодневном режиме такая задача ложилась непосильным бременем на правительство. Однако volens nolens оно должно было иметь в виду социальные запросы народных избранников, многие из которых принадлежали земской России. Власть и земская Россия – это сюжет в том числе социальной истории.
Это отчасти объясняет особенности законотворческого процесса в 1906–1917 годах (в особенности в столыпинские годы). Множество центров принятия решений при отсутствии координации действий между ними – характерная черта политической жизни того времени. Сложившуюся на тот момент ситуацию можно интерпретировать по-разному. Вполне правомерно говорить о ручном управлении, которое подразумевало «дирижерскую палочку» в руках главы правительства. Разбалансированный механизм приходилось постоянно донастраивать. На проблему можно смотреть иначе: жизнь в представительных учреждениях не подлежала управлению. Она шла своим чередом. Это был хаос. Однако любой хаос таит в себе порядок, чаще всего невидимый для случайного наблюдателя. Он заключается в способности человека (в том числе облеченного политической властью) к самоорганизации, к учету меняющейся конъюнктуры и расстановки сил. Именно это способствовало консолидации октябристов в большей степени, нежели авторитет и организационные таланты А. И. Гучкова.
Хотя бы по этой причине позицию октябристов нельзя свести к точке зрения их лидеров. «Союз 17 октября» лишь внешне напоминал партию вождистского типа. На практике он таковой не был. При всей своей харизматичности Гучков не был безусловным авторитетом для многих однопартийцев. И справа, и слева его корили за многочисленные ошибки. Его почитали, но не боялись, далеко не всегда соглашались и редко слушались. Соответственно, история взаимоотношений Столыпина и влиятельного октябриста мало напоминает «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». Наметившийся в 1909 году перелом во взаимоотношениях между правительством и октябристами был обусловлен не личными симпатиями и антипатиями, а эволюцией столыпинского курса и, что важнее, политической системы Российской империи.
Россия выходила из революции. Прежние коалиции устарели. В них уже не было надобности. Новые пока не возникли. Все попытки переформатирования партийной жизни страны не увенчались большим успехом. Это предвещало новые трудности, которые поджидали Россию после смерти Столыпина.
ДОКЛАДЧИК ПО АГРАРНОМУ ВОПРОСУ
Могло показаться, что жизнь баловала Сергея Илиодоровича Шидловского. Он родился 16 марта 1861 года в семье воронежского губернского предводителя И. И. Шидловского, богатого помещика, владельца 20 тыс. десятин земли в Воронежской и Екатеринославской губерниях. В 1880 году молодой Шидловский окончил Александровский лицей, элитарное учебное заведение, дававшее своему выпускнику заведомые преимущества перед всеми остальными. Женился на дочери сенатора, статс-секретаря и бывшего министра народного просвещения А. А. Сабурова. Не прилагая больших усилий, шел вверх по карьерной лестнице. В 1880 году Шидловский начал служить в Министерстве внутренних дел. В то же самое время много путешествовал по Европе, Турции, Египту. Осел в своем имении в Воронежской губернии.
В 1891 году Шидловский был
