назначен чиновником особых поручений при министре внутренних дел. В 1897 году он курировал работу переписных учреждений в Харьковской и Полтавской губерниях. В 1900 году занял пост члена совета Крестьянского поземельного банка. Это назначение определило многое в судьбе Шидловского. Он отвечал за покупку земли за счет средств банка. Разъезжал по России, изучал земельный вопрос, оценивал совершаемые сделки. Как раз тогда он пришел к мысли о необходимости изменения аграрного законодательства. Для Шидловского было очевидно, что государство из полицейских соображений консервирует самую архаичную модель социальных отношений. Фактически оно не признавало полноценного института собственности и приучало к этому всех, в том числе крестьян:
Мне когда-то говорил один сведущий цивилист, что нашим законом предусмотрено 11 случаев присвоения чужой собственности, которые еще не являются кражей, как то: потрава, порубка, срывание плодов и т. п. Можно ли ожидать надлежащего уважения к чужой собственности или во всяком случае отношения, подобного западноевропейскому, когда самим законом установлено снисходительное отношение к его нарушению?
Шидловский продолжал работать в банке до 1902 года. Когда же там сменилось руководство, он нашел себе новое применение: организационно обеспечивал работу Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности. Шидловский участвовал в составлении общего свода трудов, писал всеподданнейший доклад С. Ю. Витте с изложением результатов деятельности этого учреждения.
В октябре 1905 года, на фоне пылающих поместий и бурлящих городов, Шидловский стал директором Департамента земледелия.
Время тогда было самое скверное. Заниматься текущим делом было совершенно невозможно, царило революционное возбуждение, нам, директорам департаментов, было приказано являться на службу в 8 часов утра, не для того, чтобы начинать работу, а для того, чтобы быть на месте, если в Министерство ворвется уличная толпа, чего ожидали ежедневно.
Чиновники требовали от начальства разрешения иметь огнестрельное оружие.
Они очень сконфузились, когда я самым искренним образом по этому поводу расхохотался, представив себе некоторых из своих чиновников, ходящих с револьвером в кармане, и сказал им, что если разрешить их ходатайство, то ни одной секунды нельзя будет ручаться за безопасность их жизни в Департаменте, наверное, кто-нибудь кого-нибудь застрелит, —
вспоминал С. И. Шидловский. В условиях полной дезорганизации власти ему приходилось брать ответственность на себя, действовать без санкции министра, вопреки инструкциям. И каждый день тюки бумаг шли ему на подпись – прежде всего циркулярные письма губернаторам.
Шидловский тяготился этой работой. Ему хотелось быть ближе к имению, в котором было небезопасно в условиях революции. Дабы спасти родовое гнездо, он нанял вооруженную охрану для защиты поместья. На государственную репрессивную машину надежды не было. Весной 1906 года он подал в отставку. Как раз тогда проходили выборы в Первую Думу. В ту кампанию ему удалось стать выборщиком, но не депутатом. Выборы во Вторую Думу принесли разочарование: успех Шидловскому не сопутствовал. Зато ему удалось стать депутатом Третьей Думы. На тот момент партийные группировки Воронежской губернии немного значили. Решающий голос был у земцев. Они надеялись достичь компромисса с крестьянами, но безуспешно. Тех раздирали внутренние противоречия. Они были не слишком надежным союзником. В итоге сложился союз земцев и духовенства. Он дал о себе знать и на выборах в Четвертую Думу.
С. И. Шидловский был одним из немногих активных депутатов, усилиями которых законотворческий механизм приходил в действие. Он состоял членом шести комиссий: чиншевой, об изменении законодательства о крестьянах, по упразднению пастбищных и лесных сервитутов в губерниях западных и белорусских, сельскохозяйственной, о мерах к охранению памятников древности. Однако максимальное внимание он уделял земельной комиссии. Со второй сессии Думы Шиловский стал товарищем ее председателя, а с 1911 года – председателем. Лето 1908 года он провел в трудах над докладом о Столыпинской аграрной реформе. «Работа эта доказывает, – писал С. И. Шидловский Н. И. Гучкову 25 августа 1908 года, – что закон есть возвращение к принципам положения 1861 года, и отказ от реакционной и, прямо скажу, крепостнической политики Толстого, Дурново, Плеве и К°…» В основу доклада Шидловский положил мысль о необходимости утверждения принципа частной собственности на землю. Причем, по его мнению, это понятие следовало интерпретировать в соответствии с современными на тот момент европейскими теориями. Собственность – это не подарок судьбы, это обязательство перед обществом.
Государство… бесспорно вправе налагать целый ряд ограничений на использование собственником своих прав собственности, при которых говорить уже о священности и неприкосновенности права собственности, как в былые времена, не приходится. Можно ли, например, теперь представить себе, чтобы частные лица или компании таковых, обладая колоссальнейшим капиталом, начали скупать городские кварталы, сносить дома и устраивать вместо них пастбища для скота. Пример этот, разумеется, совершенно фантастический, но теоретически возможный, и, конечно, ничего подобного никогда государство не допустит совершенно основательно, несмотря на полное признание им права собственности.
На встрече с избирателями Санкт-Петербурга 15 марта 1909 года Шидловский объяснял ключевую задачу времени – надо быстро бежать, чтобы хотя бы оставаться на месте:
Жить возвратом к прошлому… это значит искать невозможного. Патриархальный быт прошел, пора сменить его бытом правовым. Наше несчастье в том, что мы еще вынуждены жить остатками исчезающего патриархального быта, а правовой все еще не вошел в нашу жизнь. И отсюда брожение. Все в жизни идет вперед, все прогрессирует, а взывать теперь, в XX веке, к быту XVII века – в этом громадная ошибка правых.
По мысли Шидловского, национализация земли – не решение аграрного вопроса, но уход от него. Так не создать эффективное земледелие, не обеспечить правопорядок, не восстановить социальный мир. Шидловский полагал, что принудительное отчуждение земли, отстаиваемое кадетами, не вязалось с общей логикой конституционно-демократической партии. Она напрасно заигрывала со стихийным социализмом русской деревни. При этом кадеты невольно следовали правительственной логике, четко прослеживаемой, по крайней мере, с 1880‐х годов. Эту линию поведения в отношении к крестьянам можно было охарактеризовать девизом: «Я дам, я все вам дам».
Заманчивый путь подрывал основы правопорядка. Уважение к собственности подразумевало иную модель правительственной политики. Отправной точкой для нее должна была стать эмансипация крестьян. Их бесправие в отношении государства порождало социальный инфантилизм, который навеивал воспоминания о крепостном праве.
Являлся некогда крепостной человек к своему барину и говорил: «Ты мой собственник и ты должен давать мне все, чего мне не достает». Но разве теперь отношение крестьян к правительственной власти иное? Я позволю себе формулировать отношение народа к государству так: «Я подати плачу, рекрутов даю, за это государство давай мне, чего у меня нет». Это несомненно
