как собака на всех, — Юлька вскакивает с кресла, со скрежетом отпихивая его от себя. От этого гадкого звука морщусь и обхватываю голову руками. Голова. М-м-м… Сосуды сжимает так, будто на меня надели резиновой шлем и стали его нагревать, сужая вместе с моей головой до микроскопических размеров. Сдавливает так, что сводит зубы. Уверен, с такими приступами меня когда-нибудь шибанет инсульт, но я старательно манкирую своим гребаным здоровьем, потому что, блть, мне тупо некогда. Я погряз в войне с Полянской и сыплющимися из неоткуда проблемами от Морозовой, которые оказались проплаченными заказами. Осталось выяснить кем.
Чувствую, что скоро адвокат понадобится мне — моя прочная выдержка рвется, оказавшись не такой уж и крепкой.
Еще и эти две…
— Просто не доставайте меня, когда я работаю.
— А ты только и работаешь в последнее время, — укоризненно бросает Сурикова, — когда с тобой разговаривать?
О-о-о… и эта туда же…
— Может потому, что у меня есть работа и мне нужно ее делать? — вскакиваю со своего кресла, шибанув ногой по тумбе.
— Это ты так намекаешь, что я ничего не делаю? — переходит на высокие ноты Хулиганка.
Ой, блть…Еще с ней не хватало пересраться для полного счастья. И тогда точно можно застрелиться, Романов.
— Это я так прошу потерпеть и подождать, пока разгребу свое дерьмо, так понятней?
Сурикова внимательно следит за моими действиями, когда я подхожу к стеклянному графину и наливаю себе половину стакана воды, чтобы запить таблетку. Она замечает зажатую пластинку в моей руке и поджав губы, подходит ко мне. Обнимает и прижимается щекой к груди, где, уверен, слышит, как тарабанит мотор, ломая ребра.
Утыкаюсь носом в макушку и с трудом выдыхаю. Грудь сдавило тисками. Не от инсульта, так от инфаркта сдохну — один хрен.
— Кость, у тебя проблемы? Что случилось? Расскажи мне, — Юлька задирает голову и смотрит глазами, в которых радужка приобрела практически черный оттенок.
— Всё решаемо, Хулиганка, — целую в лоб. — Просто не жрите мне мозг. Хотя бы пока.
— Я не хочу ругаться, — пищит мелкая.
— Я тоже, — обнимаю свою девочку, крепко стиснув в объятиях. Пусть на мгновение, но мне становится легче. — Есть курить?
— Нет, — удивленно крутит головой. — Я ж бросаю.
— А я, кажется, начинаю…
42. Константин
Личным номером моего телефона обладает критически минимальное количество человек, поэтому, когда я бросаю взгляд на дисплей и первым делом смотрю на время, сообщающее, что сейчас 02.38 ночи, а потом перевожу свое рассеянное внимание на звонящего, — понимаю, что ничего хорошего этот ночной звонок не принесет.
Серега Протасов, председатель общественного пункта охраны порядка по Арбату, никогда не позвонит, чтобы справиться о моих делах поздней ночью.
— Да. Здорова, — хрипло отвечаю на звонок и откашливаюсь в сторону.
— Николаич, — отчество, отдельное от имени, режет слух, но пора бы давно привыкнуть, что только он обращается ко мне, как к бывалому корешу, которому глубоко за 70. Протасов — мужик простоватый, но человек он порядочный и не раз выручал, поэтому на такое панибратство я великодушно закрываю глаза. — Тут такое дело… — мнется Серега, а я уже вскакиваю с постели и врубаю ночную подсветку. Чувство тревоги не покидает весь чертов день, а с этим звонком, перерастает в агонию. — Ну ты только горячку не пори…
— Серег, ближе к делу, — рыскаю по комнате в поисках трико.
— Офис твой, Николаич, горит… — железобетонной плитой обрушиваются слова майора. — Ребята работают, Кость, среагировали быстро и практически затушили. Следственная группа тоже на месте, — Серега пытается успокоить, но мне пох***, я уже ничего не слышу… По моим вискам кувалдой долбит вопрос: «Кто, сука?».
Я не могу поставить машину на свое парковочное место, потому что значительная площадь оцеплена, поэтому бросаю тачку практически на проезжей части и несусь, махнув удостоверением сотруднику, в сторону офиса. Запах гари и разрезающие ночную темноту сине-красные проблесковые огни наводят ужас, заставляя бешено пульсировать кровь. Небольшая группа столпившихся людей, скорее всего эвакуированных со второго жилого этажа, теснится на противоположной стороне от моего офиса и я, блть, понимаю, на сколько здесь всё серьезно.
Пока я мчался по пустым московским ночным улицам, пожар окончательно затушили, но все службы быстрого реагирования всё еще находятся здесь.
Я смотрю на помещение, из разбитого окна которого вырываются грязно-серые облака едкого дыма. Представлять и осознавать весь масштаб пиздеца — совершенно не то, что видеть воочию: по осколкам стекла топчутся мчсники в массивной обуви, и я прикрываю глаза, делая глубокий вдох угарного запаха. Этот звук трескающейся стекольной крошки режет мои нервы острым лезвием, отчего мне хочется взвыть. Кабинет моего помощника выгорел полностью. Перевожу взгляд на свой, в котором окна обуглились и слегка поплавились, но не пострадали, оставаясь удивительно целыми. Фасад исторического здания, покрытый черной сажей, надрывно вопит и стонет, что весь этот кошмар — не сон, а гребаная действительность.
— Здорова, — голос Протасова выдергивает из оцепенения и заставляет обратить на себя внимание. Майор протягивает мне руку, а я смотрю на нее и не понимаю, что нужно сделать: мой мозг расплавился вместе с оконными рамами и перестал функционировать.
— Пострадавшие? — опускаю руки в карманы спортивных домашних трико и нервно передергиваю плечами. Меня знобит и ломает.
— Слава Богу, без жертв, — констатирует Протасов.
— Причина? — отстраненно наблюдаю за суетливым мудаком с микрофоном в руке и семенящим за ним чуваком с камерой. Стервятники тут как тут. Уже сегодня новостная лента будет пестрить сообщениями о пожаре на Арбате.
— По предварительным данным — поджог. Ребята работают, Кость, рано делать выводы, ты же сам прекрасно понимаешь. Может проводка… — Протасов затыкается, когда я поворачиваюсь к нему и впечатываю в него убийственный взгляд. Потому что нехер мне рассказывать о проводке, когда на фасаде черным по белому выжжено слово «поджог». Не нужно быть спецом, чтобы понять, насколько спланированы были действия: ночь, внешний очаг возгорания — минимум жертв, максимум зрелища.
— Есть понимание, кто?
Сука, нет! Потому что я уже ничего нихера не понимаю, от кого мне летят впечатляющие приветы. А то, что всё происходящее со мной в последнее время дерьмо связано между собой, я абсолютно уверен.
Отрицательно качнув головой, толкаю Протасова в плечо:
— Курить есть?
Майор осуждающе хмыкает, но хлопает себя по карманам и извлекает дешевую марку сигарет.
— Пошли, отойдем.
Забираю у Протасова всю пачку и достаю одну, но руки не слушаются, и сигарета падает на мокрую грязную плитку. Поднимаю и не отряхивая, сую в рот. Майор мне прикуривает, и я делаю желанный вдох горькой табачной гадости.
— Николаич,
