— Забавно было бы увидеть тебя в таком же состоянии, в каком пребывала маркиза, — заявила Джемма, пытаясь найти свой бокал.
— Что ты делаешь?
— Всего лишь хочу… — Послышался подозрительный звон. Кажется, хрусталь не выдержал. — Пыталась найти опрометчиво оставленную без присмотра посуду, — печально сообщила Джемма.
— Не грусти, бутылка пока цела. Сиди тихо. — Он протянул руку и, судя по всему, благополучно овладел бутылкой. — Ничего не поделаешь, придется за тобой ухаживать.
— О! И как же ты намерен это делать?
— Очень просто.
Джемма неожиданно почувствовала на лбу большую теплую ладонь — ласковую и нежную. Палец коснулся кончика носа, и тут же ему на смену пришел поцелуй.
Палец скользнул по губам, и новый поцелуй не заставил себя ждать.
— Только представь, — прошептал Элайджа. Где бы ни остановилась рука, губы без труда найдут нужное место. Возможности… безграничны.
Трудно было удержаться от смеха, однако правда заключалась в том, что повязка на глазах лишала уверенности. Еще ни разу в жизни не доводилось посвящать себя любви, не имея возможности постоянно следить за тем впечатлением, которое производят на партнера неоспоримые женские прелести. Так было в юности с Элайджей, то же самое повторилось и во Франции, с каждым из двух любовников.
Откровенно говоря, значительная доля наслаждения проистекала именно из осознания собственного всемогущества. Мужчина таял, созерцая великолепную грудь. Легкое, тщательно рассчитанное движение ногами вызывало тяжкий стон. Глаза темнели от вожделения, а лицо принимало болезненное выражение.
Но сейчас…
С завязанными глазами Джемма чувствовала себя слабой, уязвимой — словно и притягательность, и власть, и искусство обольщения улетучились вместе со зрением.
— Какие-то странные ощущения. Может, продолжать не стоит? — жалобно прошептала Джемма.
Сильные пальцы снова оказались на губах, а в следующий миг их сменило холодное гладкое стекло.
— Я не пью из бутылок! — возмущенно воскликнула Джемма.
— Сегодня пьешь, — успокоил Элайджа. Безапелляционный тон в сочетании с низким чувственным голосом заставил еще острее ощутить собственную беспомощность.
Джемма осторожно сделала несколько глотков. Все отпущенные человеку чувства сосредоточились на ледяном, покалывающем горло напитке. В этот момент Элайджа не прикасался к ней, однако она явственно сознавала его близкое присутствие. Теплое дыхание шевелило волосы, сильное, полное нерастраченной мужественной энергии тело неудержимо притягивало, а чистый и в то же время пряный запах окончательно лишал самообладания.
— Достаточно! — Джемма попыталась вернуть хотя бы малую толику обычного самообладания.
Раздался звук, означавший, что бутылка благополучно вернулась на стол.
— Итак, позволь выяснить, насколько точно я понимаю условия игры. Нам предстоит лечь — в конце концов, правила требуют, чтобы мы оставались в постели, — и мысленно представлять шахматную доску.
— Да.
— Но мне ни разу в жизни не доводилось играть без доски, — задумчиво признался Элайджа.
— Не исключено, что ты проиграешь, — ехидно вставила Джемма.
Он уткнулся носом ей в ухо, и она едва не подпрыгнула.
— Сама проиграешь.
— Что ж, теоретически возможен и такой исход. — Неожиданно вместо носа в ухе оказался влажный кончик языка.
— Элайджа!
— Будем лежать рядом, как два средневековых надгробия.
— Что? — Он отвлекал, теребя губами ухо, в то время как большой палец нежно гладил шею.
— Знаешь старинные мраморные изваяния леди Уотсмит и ее супруга? Они торжественно возлежат, глядя в небо и молитвенно сложив руки. Нам предстоит то же самое… по крайней мере, до конца партии? — Конец фразы прозвучал шепотом.
— Хм, неопределенно произнесла Джемма, пытаясь сосредоточиться. Ничего не получалось: мысли разбегались, решительно отказываясь подчиняться. Поскольку она предусмотрительно устроилась на середине кровати, падения можно было не опасаться. Элайджа наслаждался, словно она представляла собой одно из лакомств, а о сопротивлении с завязанными глазами не приходилось даже мечтать. — Тебя это беспокоит? — наконец спросила она и повернула голову на голос.
— Ничуть. — Интонация подтверждала, что так оно и есть. — Как ты себя чувствуешь?
— Одиноко, — неуверенно ответила Джемма.
— Но ты же не одна. — Элайджа тихо рассмеялся, и смех почему-то показался обидным.
— Не нравится мне все это. — Джемма подняла руки, чтобы снять повязку, однако Элайджа каким-то образом узнал о ее намерении: мгновенно оказался сверху и поймал ладони.
— Нельзя изменять правила, — прошептал он и легко поцеловал ее в губы.
Сильное твердое тело придавило немалым весом, лишило воли и желания двигаться. Сквозь тонкий шелк сорочки ощущались и пуговицы на панталонах, и рельефно очерченные мускулы, и полный страсти сгусток мужественной энергии.
Раздражающая неопределенность и неуверенность переросла в новое, прежде неведомое эротическое ощущение. Элайджа удерживал руки Джеммы над головой, и от этого осознание собственной беспомощности могло бы усилиться, но ничего подобного не случилось.
Стремясь прильнуть каждой клеточкой, Джемма медленно вытянулась, потерлась, словно счастливая, готовая замурлыкать кошка, и не столько услышала, сколько всем существом почувствовала приглушенный стон любимого.
— Так лучше, — прошептала она. — Что ж, пожалуй, можно начать. Ты играешь белыми, так что первый ход за тобой. — Она слегка приподняла бедра.
— Надо установить регламент, — отозвался Элайджа томным глубоким голосом.
— Я подумала о том же.
— И что же ты предлагаешь?
— Как только игрок теряет фигуру, сразу получает утешительное очко и может требовать выполнения любого желания.
— А то, что ты делаешь сейчас, — это уже штраф или еще нет? — уточнил Элайджа. Джемма с удовольствием продолжала прижиматься и тереться.
— Можно сказать и так, — ответила она с притворной застенчивостью и опустилась на постель.
— Каждую фигуру? Но ведь может получиться…
— Двенадцать. А может быть, всего пять. Все зависит от твоего умений играть.
— Ничего подобного. Скорее, от умения держать в уме партию. — Он шутливо лизнул ее в кончик носа.
Джемма захихикала, как девчонка.
— Если подумать, — заметил Элайджа тоном строгого учителя, — то твоя тактика заключается в метании по доске и уничтожении моих фигур.
— Но ведь бывает, что удается выиграть ценой многочисленных жертв.
До сих пор Элайджа лежал неподвижно, предоставляя жене полную свободу нежиться и ласкаться, но сейчас слегка подался вперед, чтобы показать собственную силу. Всем своим разгоряченным телом Джемма почувствовала нетерпеливую страсть и обвила ногами бедра любимого.
