Однако ты прекрасно понимаешь, зачем и почему я это сделал. Радана — лучик весеннего солнышка в моей тьме. Я не мог допустить, чтобы она пострадала. Мои инстинкты кричали о том, что с пареньком не все чисто. Обычно я заглушал эти мысли, списывая их появление на ревность.
Тогда все было иначе. Я услышал имя своей единственной и забрался на крышу амбара. Внутри, прямо на тюках с зерном, сидели двое. Жених Раданы и ее лучшая подруга.
— Эта дурочка уши развесила и подписала документы. Деревенский писарь все подтвердит. Как только мы поженимся, ее наследство перейдет ко мне. А родители-то и рады. Мать Раданы, тупая деревенская ведьма, даже не подозревает, что на нее уже лежит донос. И ее отец тоже отправится на костер, как слуга тьмы. Лекарь, как же! Травница! Их племя выродков давно пора уничтожить, а так — лишний повод.
Девушка рассмеялась.
— Ты бы знал, как она раздулась от гордости, когда ты притащил ей то старое кольцо. Семейная реликвия! Меня так и подмывало сказать дуре, что эту дрянь мы нашли на свалке.
Они продолжали говорить, и говорить, и говорить. Женишок оказался гнилым до самого корня. Он придумал свой план. Как оказалось, его семейство последнее время едва сводило концы с концами, так как глава семейства крупно задолжал кредиторам. Со дня на день должны были появиться ростовщики из Плавиццы и Белых Садов. И тут Радана проявила благосклонность к парнишке, подарив надежду на внушительный кус приданого. К н и г о е д . н е т
Ее новоиспеченный женишок люто ненавидел Радану, ее семью и колдовство. В этом мы были похожи. Только вот я знал, что такое по-настоящему черная магия. А он по сути был обычным злым завистником.
Жених убедил невесту подписать договор заранее, не показывая родителям. Он сказал, что это всего лишь гарантия чувств. На деле, страховка, что наследство не задержится в руках жены и сразу перейдет к мужу.
Меня колотило от ярости. Подлец озаботился кляузами на родителей Раданы. Он собирался сразу после свадьбы избавиться от всей ее семьи! Все ради денег. Травы и компоненты ценились на вес золота, и женишок уже мечтал, как будет распоряжаться имуществом аптеки.
Я оставил их, когда начался обмен жидкостями. Мне было дурно от одного вида предателей.
Чаща приняла меня, как родного, и я оказался у нашего с Эзрой дома. Она сидела на пороге, вперив взгляд в пустоту. Ее окончательно поблекшие глаза словно светились в кромешной тьме. Эзра щелкнула когтями, выбивая искру. Ее лицо озарил тусклый свет свечи.
Она молчала, сколько бы я не ждал. Мачеха просто смотрела. Я думал, она станет ругаться, набросится на меня с проклятиями, велит заниматься до посинения, отрабатывая удары или заучивая проклятия.
Эзра молчала. Это пугало меня больше, чем жестокость. Я воткнул в землю нож и перекинулся через него, возвращая свою истинную форму. Эзра не отреагировала. Она так и продолжала спокойно сидеть.
Не зная, как поступить, я подошел и сел рядом. Какое-то время ничего не происходило, а потом… будто плотину прорвало.
— Что делать, мам?..
Глава 80
А дальше все получилось будто само собой. Понимаешь, о чем я? В минуту отчаяния мы хватаемся за соломинки. Эзра могла предложить мне лишь одно решение, и в здравом рассудке я ни за что бы не согласился. Дело даже не в мачехе. Просто для карги с настолько окаменевшим сердцем не существует альтернатив. Только насилие.
Эзра прикрыла глаза руками, страшно сгорбившись. Ее пальцы дрожали, а на когтях мелькали отблески. Было что-то жалкое и одновременно зловещее в этой позе. Воистину, нет ничего страшнее матери, пытающейся любой ценой защитить своего ребенка.
— Прости, сынок, — прошептала Эзра. — Нам не дано предвидеть все. Теперь твоя любовь в опасности. То, что предназначено тебе самой Истле, пытается украсть другой. Он недостойный человек. Ты должен защитить Радану.
Рада. Ада. Она была в опасности. Я мог думать лишь о том, как спасти ее.
Эзра сходила с ума от волнения. Ее методы разом стали недоступны: магии не хватало на нападение. Однако какая мать пошлет сына на верную смерть от рук крестьян? Отправить меня сражаться она не могла. Был другой вариант, который, как ей казалось, убережет меня от прямого столкновения.
Эзра протянула мне бутыль яда и велела накапать семейству паренька небольшую дозу. Все должно было выглядеть как несчастный случай, банальное отравление. Семья положила в общий котел не те грибы. Один ужин и моя возлюбленная свободна.
Я сделал все, как сказала Эзра. Это было мучительно. Я не мог поверить, что решился на такое. Убить человека! Для меня это стало падением на самое дно. Я успокаивал себя тем, что делаю это ради возлюбленной. Был ли я честен хотя бы с собой? Нет.
Мне нужно было успокоиться и все обдумать, а не брать яд из рук злой ведьмы. Прости, конечно, я не это имел в виду. Эзра не виновата. Она лишь делала то, что умела лучше всего.
Однако тогда я еще был человеком. Перевертышем, отродьем, узником Чащи — да, но все же человеком.
Я проник в дом к тому парню тем же вечером, будто один лишний поцелуй мог убить Радану. Честно? Хотел отравить и подругу. Просто за то, что она так поступила. Предавшие Радану были достойны страданий, но сеять смерть без крайней необходимости я не стал. Хвала Троице!
Я сделал все чисто. Дождался нужного момента, обратился зверем и, пользуясь своим размером мыши, опрокинул порцию зелья в котел. Я смотрел, как они едят, дожидался результата. Первым скорчился отец. Дальше смотреть не было смысла. Я решил проникнуть в комнату к парню и выкрасть подписанные Раданой документы. Может, это и было главной ошибкой?
Мне сложно сказать, в какой момент все пошло наперекосяк. В городе объявились инквизиторы. Парень додумался выбежать на улицу и закричать, когда прихватило сердце всей семьи. Мать Раданы бросилась спасать урода и оказалась в гуще событий. Местный писарь, который готовил договор на имущество для парня, объявил, что из вещей погибшего пропал подписанный моей возлюбленной документ.
В одночасье несчастный случай, спланированный мной и Эзрой, превратился в хитрое преступление. Всё обернулось против Раданы и ее семьи.
Поняв, что дело может плохо кончиться, я пошел к ней. Я признался.
Никакие слова не могли убедить мою милую бежать. Она возненавидела меня — и я ее понимаю — и отказалась даже слушать.
Ее родителей
