class="p1">Каковы были причины, побудившие Временное правительство перевезти царскую семью в Тобольск, неизвестно. Члены Временного правительства не решились, как уверяют они теперь, отправить царскую семью в Крым из-за беспрестанных брожений, которые были среди моряков Черноморского флота. Они боялись также того, что в Крыму находилась вдовствующая императрица и другие члены императорской семьи, а потому в Крыму мог возникнуть контрреволюционный заговор. Нельзя также не допустить, что они просто боялись, что государю будет легче всего бежать из Крыма. Возможно, что ссылка его в Сибирь, в которую ссылались для наказания, была желанием дать взятку «общественному» мнению и подладиться к Советам.
– Их нельзя без опасности послать в Крым, а потому я выбрал Тобольск, – заявлял Керенский и старался отыскать неопровержимые доводы для объяснения предпринятого им шага и самооправдания перед всем светом за кровь, пролитую в Екатеринбурге.
Отъезд из Царского Села был назначен 13 августа в полночь, но государю, государыне и их детям пришлось терпеливо ждать всю ночь напролет до пяти часов утра, пока не были улажены все трения. Наконец их повезли на вокзал и посадили в поезд, который еще мыли бабы в грязных платках. Между тем Керенский, посмотрев, как поезд с царской семьей медленно отошел от перрона, повернулся и сел в салон-вагон государя, в котором возвратился в столицу. Здесь он занимал в Зимнем дворце покои одного из императоров, окруженный толпой адъютантов и прихлебателей.
После того как князь Львов подал в отставку, премьер-министром был назначен Керенский. Фактически он был президентом Российской республики, с каждым днем все более стремясь идти по стопам Наполеона и окружая себя роскошью и пышностью самодержца. Во время московского совещания два его адъютанта стояли позади него в то время, когда он произносил свою речь. Когда он приехал к нам в посольство на автомобиле государя, на неофициальный обед, его сопровождал адъютант, которого пришлось спешно посадить за стол. В городе носились фантастические слухи о его жизни в Зимнем дворце. Его возрастающее высокомерие настраивало народ против него, и его популярность начала мало-помалу блекнуть. Его отношения с Главнокомандующим дошли до критической точки. Когда Корнилов на московском совещании торжественно вошел в Большой театр, в сопровождении охранявших его текинцев, он еле взглянул на Керенского и в своей речи потребовал, чтобы дисциплина в армии была бы восстановлена.
Действительно, положение на фронте вызывало всеобщее беспокойство. 3 сентября была занята Рига, и русские солдаты, разрушая все на своем пути, отступали в полном беспорядке. Каменец-Подольск и Тарнополь были также сданы. 600 тяжелых орудий со снарядами попали в руки противника. Первый отряд женского батальона понес тяжелые потери, хотя ему и удалось захватить 200 пленных. Прилегавшие к женскому отряду военные части отступили, и вся тяжесть защиты боевого участка пала на женщин-доброволиц.
В Петрограде свободно обсуждались шансы контрреволюционного переворота. Несколько донесений о предположенных восстаниях были даже присланы моему отцу. Его просили помочь. Он старался доказать, что необходима осторожность, указывая, что время для восстания еще не наступило и что малейшая оплошность будет использована большевиками.
В воскресенье, 9 сентября, положение вещей приняло еще более угрожающий характер. То, что ранее являлось лишь предположением, теперь сделалось совершившимся фактом. В этот день была совершенно летняя погода, и мой отец отправился с утра в Мурино, где английская колония имела площадки для гольфа. Час спустя мы узнали, что Терещенко, который отправился на фронт, вызван обратно в Петроград, и из Министерства иностранных дел была получена записка, в которой мой отец приглашался немедленно к Певческому мосту, когда вернется. А между тем в это время по городу ходили самые фантастические слухи, и каждый, кто бы ни приходил в посольство, сообщал все новые данные, добавляя, что они получены им из самых достоверных источников. По одной версии, Корнилов провозгласил себя диктатором и шел во главе казаков на Петроград. По другой версии, наоборот, Корнилов был арестован, и его везли в столицу в качестве пленного. Наконец, третьи слухи передавали, что Керенский был арестован, заточен в крепость, и ему предъявлено обвинение в государственной измене. Только тогда, когда мой отец вернулся из министерства, мы узнали об истинном положении вещей.
Во вторник, 4 сентября, бывший член Государственной думы В. Львов имел с Керенским продолжительное совещание по вопросу о том, как следовало предупредить большевистское восстание, которое могло произойти каждую минуту. После этого Львов отправился в Ставку и, убедив Корнилова, что он прибыл в Могилев по поручению Керенского, сделал ему три предложения: во-первых, Керенский выйдет из состава Временного правительства, во-вторых, образуется триумвират в составе Корнилова, Керенского и Савинкова, и в-третьих, Корнилов провозгласит себя единоличным правителем России. Корнилов будто бы ответил на это Львову, что, по его мнению, лучшим исходом является объявление в России диктатуры и введение во всей России военного положения. Однако он не хотел исключить из состава правительства Керенского: по его мысли, диктаторами должны быть он, Керенский и Савинков. Не понял ли его Львов или же превратно истолковал его слова, но только по возвращении в столицу он так изобразил положение Керенскому, что у последнего создалось впечатление, что Корнилов собирается свергнуть Временное правительство и объявить себя единоличным диктатором. Не доверяя Львову, Керенский решил переговорить с Корниловым по прямому проводу в присутствии Львова. Когда же Львов в положенный час не появился, Керенский не пожелал его ждать и начал переговоры с Корниловым с явным желанием запутать все дело еще больше.
Вместо того чтобы подтвердить поручение, данное им Львову, Керенский задал вопрос Корнилову, правильно ли Львов передал генералу это поручение. На это Корнилов ответил:
– Я повторяю все то, что говорил Львову относительно правительства и армии. Я заявляю, что создавшиеся условия и события требуют быстрых действий.
Если бы в эту минуту Керенский спросил Корнилова, каковы были его заявления, то весьма возможно, весь ход следующих трех дней был бы совершенно иным. Но вместо этого Керенский поставил следующий вопрос, как бы исходивший не от него, Керенского, а от Львова.
– Я, Владимир Николаевич, – так гласил этот вопрос, – спрашиваю вас, является ли ваше заявление, которое я передал Керенскому, вашим личным мнением? Без вашего подтверждения Керенский мне не верит.
Думая, что этот вопрос относится к высказанному им Львову мнению, Корнилов отвечал утвердительно и повторил свое приглашение Керенского и Савинкова прибыть в Ставку.
В воскресенье вечером Керенский был еще в больших колебаниях, как ему выйти из создавшегося положения, но в понедельник утром он издал обращение к народу, в котором провозглашал себя Верховным главнокомандующим, приказывал Корнилову подать в отставку
