быстро. Пришли старшины к офицерам, объявили свое решение. Никто им не возразил. Тут же виновнику дали помолиться, он снял кирасу и шлем. На телеге подняли оглобли вверх, скрестили их и связали в самом верху. Через скрещенные оглобли перекинули веревку с петлей. Виновный, человек средних лет, не ныл и не скулил, был солдатом добрым. Извинился, сказал, что бес попутал его, поблагодарил общество и попрощался без лишних слов. Тут же ему петлю на горло накинули и два сержанта потянули его на оглоблях.
Дело было сделано. Тут же сослуживцы за мгновение выкопали ему не очень глубокую могилу и закопали его. Волков, как старший офицер, в отсутствие попа прочел короткую молитву. Солдаты перекрестились. Одного человека не стало. Вот и все потери за этот рейд.
Зато добыча была огромна. Бертье сказал, что слишком много в телеги класть нельзя, дороги нет, телеги поломать можно. Кое-что разложили на плечи солдат, захваченных девок и лошадей тоже отправили пешком с Бертье и Рохой, но даже после этого осталось очень много добычи. И все пришлось снова загружать в баржи и лодки, но и те были сильно перегружены. Тогда решено было, что солдаты пойдут по берегу пешим ходом, а лодки и баржи будут тянуть на веревках. Так и пошли.
Солдаты ни привала, ни обеда не просили, ели на ходу, все хотели вернуться домой до ночи, но не смогли. Пришлось встать на ночь.
Снялись на рассвете, и только поздним утром баржи и лодки дошли до нужного места, стали выгружаться как раз напротив своих пристаней у Леденица, прямо на только что сделанный по заказу Ёгана удобный причал.
— Ишь ты, как проворен это молодой архитектор, — восхитился причалом Рене, — когда мы отправлялись, так тут только сваи бить начинали. Что-нибудь еще тут думаете поставить, кавалер?
— Ёган хочет здесь поставить амбары, говорит, что тогда купчишек тут появятся больше, а значит, и цену сможем просить повыше, — отвечал Волков.
— Сие очень разумно, — соглашался ротмистр. — Конечно, ваш Ёган прав…
Он продолжил рассуждать о здравомыслии управляющего, говорил уже не о набеге и не о добыче, а о простых делах в поместье. И, казалось бы, значило это, что вот теперь дело было сделано. Набег закончился успешно, можно и успокоиться. Только вот успокаиваться кавалер не собирался. Он знал, что дело только начинается. Поэтому про амбары и пристани говорить он совсем не хотел. А Рене видя, что Волков задумчив и неразговорчив, продолжать не стал.
Солдаты радостно сгружали с барж захваченное добро на берег, сержанты следили за этим и все считали. Рене уже раздобыл бумагу и перо с чернилами, ему соорудили из бочки стол, он стал записывать все посчитанное красивым и ровным почерком.
Роха и Бертье приехали уже с пустыми телегами, они еще вчера добрались до Эшбахта, разгрузились, переночевали и сегодня приехали сюда. И среди солдат, и среди офицеров царило радостное возбуждение в предвкушении дележа добычи. Их всех можно было понять, добыча была богатой. И вместе со всеми радовались и Сыч, и Максимилиан, и Увалень. Только Волков сидел на войлоке, на солнышке, удобно вытянув больную ногу. Он пил вино, варварски отламывал кусочки от большой головки сыра и без всякого восторга смотрел, как суетятся на берегу люди, как они радуются. Он удивлялся. Ладно, солдаты, но офицеры-то должны были понимать, что вся эта добыча — начало большой и кровавой войны, в которую они уже погружаются.
Неужели Рене, Бертье и Роха, что так веселы сейчас, не понимают, что кантон их грабеж так не оставит? Нет. Горцы не простят им этого ни за что. Волков готов был биться об заклад, что они придут с ответным визитом. Вот только он не мог сказать, когда именно.
И это лишь полбеды. Только половина. Вторая половина — это герцог. И трех дней не пройдет, как обо всем будет известно графу, еще день или два, сколько там будет нужно гонцу, чтобы до Вильбурга добраться, и герцог будет о его подвиге знать. И что герцог сделает?
Пригласит его к себе вежливым письмом для начала или сразу пришлет отряд добрых людей? Нет, совсем невесело было ему. И совсем не радовала его вся эта большая добыча. Он даже раздражаться начинал, когда видел всю эту радостную суету вокруг.
— Сыч, — крикнул он, когда увидал Фрица Ламме, что проходил с двумя солдатами недалеко от него.
— Да, экселенц, — отвечал он, присаживаясь рядом.
От него уже пахло вином. Еще и полудня нет, а он уже успел где-то выпить, не иначе, как к бочке кавалера приложился.
— Ты чего радостный такой? — зло спросил у него Волков.
— Так праздник какой, экселенц, добыча какая, все вокруг веселы.
— Всем им, дуракам, положено веселиться, а у тебя, вроде как, мозги имелись, или ты их уже пропил?
— Да ничего я не пропил, — разводил руками Сыч, — при мне все.
— Были бы при тебе, ты бы понимал, что нужно ответа ждать. Или думаешь, что эта сволочь с гор нам это так спустит? — зло выговаривал ему кавалер.
— Не думаю, экселенц, — сразу стал серьезен Сыч. — А что нужно, вы объясните?
— Нужно мне знать наверняка, где и когда горцы ответить захотят и сколько их будет. Посмотри на людей, присмотрись, поговори с солдатами, найди пару смышленых, чтобы на тот берег пошли. Обещай им жалование.
— Экселенц, так вы что, запамятовали? У нас же есть там паренек ловкий, — напомнил Сыч. — Он глазастый и хитрый, нипочем не забудет, когда надо будет нас предупредить. Переплывет и скажет, я ему десять талеров посулил.
— Мальчишка-свинопас который?
— Да, экселенц. Про него говорю.
— То мало, нужны другие, чтобы в городах посидели, послушали да посмотрели, сколько людей готовится, какие люди пойдут. Пешие, конные, арбалетов сколько, сколько сержантов, с обозом или налегке. Еще и сколько лодок нанимают, где высаживаться думают.
Все это знать мне надобно. Говорю тебе, посмотри среди солдат.
Нужны умные, с глазами да с ушами, чтобы других за кружкой пива разговорить могли.
— Да не бывает среди солдат таких. Экселенц, на кой нам эти дуболомы, — чуть поразмыслив, отвечал Фриц Ламме, — голову кому-нибудь проломить, так это они смогут, а тут работа, вижу, тонкая нужна. Ну и…
Он замолчал и задумался.
— Что?
— Есть у меня парочка человек проворных и глазастых.
— Проворные? Откуда же? Кто? — хотел узнать все сразу кавалер.
— Да вы их видели со мной в кабаке, в Малене. Ну, такие, невзрачные, вы их еще за разбойников приняли.
— А, те судейские что ли? — вспоминал Волков.
— Точно,
