– Вот здесь, кажется, – сказал мужчина и достал, судя по всему, какой-то музыкальный инструмент. – Ульф, Матти, помогайте.
Спустя час внизу собрались музыканты, некоторые уже со своими инструментами. Среди них я узнала гусли, флейту и бубен. У Йана была, оказывается, гитара, а вот Ульф ни на чём не играл. Вот тебе и вечная занятость! Я только тогда поняла, что все предупреждения Йана были сделаны осторожности ради. Я по-прежнему не могла похвастаться тем, что была с мужьями дни напролёт, но каждую свободную минуту мы проводили вместе. Ребята дважды в день тренировались – в любую погоду, несколько раз в неделю по очереди ездили на осмотр территорий и на охоту, помогали с обустройством замка, правда, обычно не участвовали в хозяйственных делах деревни, но забот у вожаков и без того хватало.
Они дважды в день тренировались – в любую погоду, несколько раз в неделю по очереди ездили на осмотр территорий и на охоту, помогали с обустройством замка, правда, обычно не участвовали в хозяйственных делах деревни, но забот у вожаков и без того хватало.
В эту осень прежде праздников умер один из старейших волков, которому было сто пятьдесят восемь. Это были мои первые похороны в новой семье, и я не знала, чего ожидать, ведь леты и вардарцы своих умерших предавали земле.
Волков сжигали на закате. Для этого строилась большая посмертная колыбель, на которую человека укладывали, и создавался особый синий огонь.
– В любви он тёплый, обжигающий, – тихо пояснил мне Йан. – А смерть – это прохлада, свет звёзд и белое мерцание лун.
– Это магия, – отозвалась я.
– Да. И мы все – её часть.
– Волшебство как последняя связующая нить, – склонился Ульф с другой стороны. – Рождение и смерть открывают Дверь в иные пределы. Оттуда мы берём Огонь Жизни для благословения и Огонь Смерти для прощания.
По традиции, умершего в последний путь провожали всей стаей. Конь воина вёз его в последний путь, и животное вёл обычно старший из детей. Следом шли родные, потом вожди и их семья, а потом уже все остальные. Мы долго поднимались в гору, и Йан с Ульфом крепко держали меня за руки. Осенью быстро темнеет, но мы успели на вершину как раз когда солнце падало за горизонт.
Лотта Орхи положили на приготовленное ложе из ветвей, трав и цветов, и сверху укрыли плащом. Вокруг был сооружён оберегающий круг, и я внимательно следила за тем, что дальше станут делать мои мужья и старший сын умершего. Они встали плечо к плечу, не касаясь друг друга, но в этот миг я чувствовала между ними прочную связь. Всего несколько секунд – и на ладонях мужчин вспыхнуло ярко-синее, уходящее в черноту пламя. Я прежде не видела магии стихий, и не знала, что волки её носители… А я-то, дурёха, говорила Йану, что его дар предка ничто по сравнению с силой солнечного пламени! Стыд какой! И откуда только терпение у него взялось мои глупости тогда слушать?
Огонь сорвался с мужских ладоней, и вместо того, чтобы загораться частями, ложе и окружающий его забор вспыхнули целиком. От костра не исходил жар, и я смотрела, затаив дыхание, как исчезает за синей дрожащей стеной умерший и его последнее пристанище.
Йан и Ульф почти сразу вернулись ко мне, встали по бокам и обняли за плечи. Никто не плакал, и мне почему-то не было грустно. Наверное, потому что я не слишком хорошо знала этого пожилого воина, и была уверена, что он попал в мир, где время подвластно чувствам, и где ты можешь присматривать за любимыми, указывая им путь и оберегая от зла. Я задумалась об этом и упустила тот миг, когда синева внезапно впиталась в землю. Это было невероятно, но волк сгорел целиком. От него практически ничего не осталось, хотя железные застёжки на броне, заклёпки и звенья кольчуги просто не могли расплавиться! Но, пока не закончилась церемония, задавать вопросов я не смела.
Подъём предстоял долгий, и мы достигли кручи, когда луны и звёзды уже освящали небо. Было что-то умиротворяющее в том, как дышало холодное осеннее небо. Оно ещё не стало таким тёмным и глубоким, как промёрзшее зимнее, но уже приобрело особый фиолетовый цвет, которого на Вардаре я никогда не видела.
– Прощай, отец, – сказал, встав у самого края, мужчина.
Он поднял крышку, и взметнувшееся облако показалось мне подозрительно похожим на крылатое существо на четырёх лапах. Звёздный свет делал его призрачно-голубым, но стремительный порыв быстро взметнул прах высоко вверх, и он растворился в тишине небес.
– Прощай, дедушка, – сказал красивый рыжеволосый юноша.
– Прощай, друг, – подхватил кто-то ещё.
– Прощай, брат…
Вот теперь мне хотелось плакать.
Едва затихли голоса, как мы молча стали спускаться. Я проглотила слёзы, и до самого дома не смотрела на ребят.
– Теперь ты пойдёшь на кухню вместе с остальными женщинами, – сказал Ульф. – А мы отправимся ставить новый меч. Вернёмся к утру, не беспокойся.
– Не стану. А почему от Лотта ничего не осталось? Потому что пламя волшебное?
– Верно, – кивнул старший. – Оно не сжигает, а обновляет.
– Нас не жди, – обернулся на пороге Йан. – И на балконе не сиди, простудишься.
Я улыбнулась.
Я укуталась в плащ и осторожно подошла к окну. Сумрачное осеннее утро было сырым и ветреным, и, если бы не мерцание лунных сосен, я бы ничего толком не разглядела. Но замерла в проёме, увидев парящих над замком неведомых птиц. Они были тёмно-синими, с белым инистым узором на крыльях. Птицы протяжно и низко кричали, описывая над башнями широкие круги.
– Это харры, – прошептал Йан, бесшумно подошедший сзади. – Духи снежных вершин, вестники зимы. Скоро выпадет первый снег.
– А я думала, ты спишь.
– Проснулся, когда ты мою ногу приласкала.
Я едва слышно хмыкнула.
– Как съездили?
– Щит наш по-прежнему прочен.
– Отлично. Я ведь когда-нибудь увижу его?
– Непременно, но сегодня нам предстоит другое путешествие.
– О! Куда?
– В священное место волков, к пьедесталу Лун. Отправимся на вершину Плачущей горы.
– Как здорово! Спасибо! Мы прямо с утра поедем? – вдохновилась я, но Йан прижал меня к себе и покачал головой.
– Как только солнце немного прогреет воздух. Думаю, это последние погожие дни, и нам повезёт успеть до начала ливней, но я бы не хотел, чтобы ты хоть немного замёрзла.
– В меховом-то плаще? – улыбнулась я.
– Да хоть в шубе и шапке! – проворчал он. – Ты ещё не окончательно оправилась после болезни.
– А вот и оправилась!
– Неа. Если я говорю, что надо поберечься, значит, ты будешь беречься, Нуала.
– Я буду спорить только ради того, чтобы снова быть наказанной.
Я ощутила его улыбку.
– Ты не сможешь представить, что тебя ждёт, малышка.
