со Львом, русским музыкантом, который сначала одолжил, а потом и продал скрипку ее нынешнему владельцу. Во время нашего первого разговора по телефону Лев сразу предложил мне приехать в Глазго и встретиться с ним за кофе. Я была настолько увлечена историей его старой скрипки, что, не колеблясь отменила несколько важных встреч в Лондоне, недалеко от которого находится мой дом, и приняла приглашение на чашку кофе в городе, находящемся более чем в трехстах милях от меня. Мы договорились встретиться недалеко от консерватории. Когда я увидела Льва, направлявшегося ко мне по Ренфрю-стрит, он находился на солнечной стороне улицы, и мне не ко времени подумалось, что мы, женщины, совершенно напрасно красим свои седеющие волосы, вместо того чтобы носить, как Лев, великолепные серебряные короны. Если вы помните мои описания Грега, то можете заподозрить, что скрипка принадлежала только мужчинам с исключительными прическами. Может быть и так. Я не думаю, что Лев сильно изменился со времен своей юности. Но вот его волосы... Это была пышная, белоснежная, аккуратно уложенная копна, низко надвинутая на пару поразительно больших миндалевидных глаз. Мы прошли прямо в кафе, где Лев устроился за столиком на краю сиденья и сразу заговорил своим мягким, как мне казалось, присущим всем русским, голосом, как будто он долго ждал возможности вспомнить о старом друге. «За всю жизнь у меня была только одна такая скрипка», - сразу заявил он. «В ней заключена удивительная сила, даже при том, что она невелика, у неё необыкновенный тон и сочное звучание нижних струн, не похожие ни на что другое в мире». Было таким облегчением услышать, как он сказал это, потому что его восхищение оправдывало все то время, которое я посвятила изучению истории, началом которой послужил волшебный голос этой скрипки.
«Но это неудивительно, если учесть, что скрипка была сделана в Кремоне», - предположила я.
«В Кремоне?- удивился он. - Я никогда не думал, что она из Кремоны, но могу рассказать вам, как она попала ко мне».
Лев начал рассказывать, как жил на юге России и купил скрипку у старого музыканта-цыгана на рынке в Ростове-на-Дону. Он играл на ней в Ростове около десяти лет, прежде чем они с женой Юлией эмигрировали из России, сначала в Америку, а затем в Шотландию – десятилетие, по-прежнему живое в его памяти, десятилетие, события которого можно было восстановить и проследить шаг за шагом более детально, чем все, что мне удалось собрать для этой истории раньше. Когда время за кофе подошло к моменту съесть что-нибудь более существенное, Лев пригласил меня присоединиться для этого к нему и Юлии у них дома. Мне все еще нелегко объяснить, что именно происходило дальше, но для любого, кто знает эту женщину, вполне достаточно назвать имя «Юлия», чтобы стало понятно, что речь идет о человеке, оживляющем своей энергией все виды культурного обмена между Глазго и его городом-побратимом Ростовом-на-Дону. До того дня Грег был моим единственным собеседником и доверенным лицом, когда дело касалось скрипки Льва. С этого же момента именно Юлия, яркая брюнетка с кобальтово-синими прядями, так подходящими к ее глазам, в яркой одежде и сверкающих кольцах, стала моим главным союзником. Она считала само собой разумеющимся, что я бы хотела поехать в Россию, чтобы узнать больше о местах, где жила скрипка ее мужа, и о музыке, которую она играла, и, нарезая овощи и выкладывая их на разогретую сковороду, она тут же составила план путешествия как будто это было не сложнее, чем приготовить суп. По ее словам, ехать в Россию в одиночку было бы неразумно, а поскольку Лев будет занят репетициями и преподаванием в консерватории, она предложила себя в качестве моего гида, помощника и переводчика. Когда дело дошло до кофе, Юлия со знанием дела заговорила о визах и авиарейсах, как будто мое решение уже было принято. Она без колебаний предложила сделать всю подготовительную работу, найти самый дешевый и прямой маршрут до Ростова и оформить мою визу, так что поездка в Россию стала казаться мне почти такой же простой, как возвращение домой в Лондон.
Когда я начала заниматься историей итальянских скрипок - и скрипки Льва, в частности, - я ожидала, что мои изыскания уведут меня глубже в историю Италии. Поначалу так все и происходило. Но затем история скрипки увлекла меня в удивительные виртуальные путешествия в другие страны, в такие неожиданные места, как оперный театр в Праге восемнадцатого века, магазины скрипичных торговцев в Париже девятнадцатого века и концентрационные лагеря Второй мировой войны. Теперь мне предлагали настоящее путешествие, которое должно было вывести меня за пределы Европы. Я колебалась - конечно, колебалась - и все же я никогда не забывала ошеломление, испытанное от музыки клезмера, которую скрипка Льва играла той летней ночью, много лет назад. В наши дни этот стиль широко распространен, но изначально клезмер был символом праздника среди говорящих на идиш евреев-ашкенази. И в той музыке, что очаровывала меня валлийской ночью, соединились мелодии, намечающие неизбежный путь, который мне предстояло пройти от начала этой истории в Италии до знакомства с жизнью скрипки Льва в России. Почему? Потому что некоторые из первых ашкенази, поселившихся в Европе, позже, в девятом веке, перебрались в северную Италию. Музыка, под которую я танцевала в ту волшебную ночь, хранила память о мелодиях, которые скрипачи-ашкенази играли много веков назад в итальянских дворах, гостиницах, на городских рынках, и которая кочевала с ними, когда они двигались на восток, в сторону Российской Империи. Между концом восемнадцатого века и началом Первой Мировой войны евреи в России были вынуждены жить в пределах черты оседлости, и клезмер подарил мелодии праздника их грязным, закопченным деревням. Без скрипок не было бы музыки, и поэтому к неопределенности объяснений путей и причин появления скрипки Льва в России я добавила ещё одну версию - о еврейском музыканте, путешествующем на восток из Италии в Россию.
Вот так я оказалась в самолете, вылетающем в Россию.
КОНТРАБАНДА
Скрипка Льва в СССР
Аэрофлот доставил меня в Москву посреди ночи. Пока я ждала в аэропорту стыковочного рейса в Ростов-на-Дону, мне так и не удалось найти места, где можно было бы выпить чашку кофе, зато повсюду продавались русские матрешки, как будто существовала насущная потребность в них и нужно было удовлетворять её даже ночью. Когда я, зевая и дрожа, сидела на сером пластиковом стуле, мне пришло в голову, что эта забавная маленькая русская кукла может
