хотя уже не понимала, на что.
Агата вернулась со шприцами в руках.
– Вас поймают, – быстро проговорила я. – Со мной вы все продумали, это могло бы прокатить, но теперь у вас еще два свидетеля. Чтобы заставить их замолчать, вам придется убить! – Я обратилась к Юре, хотя меня тошнило от одного его вида: – Очнись! Одумайся! Ты же не убийца!
– Ты права, сложностей прибавилось. – Агата говорила спокойно. Она положила один шприц в карман и, держа второй наготове, приблизилась к Леле. – Но это не критично. Планы, касающиеся тебя и младенца, реализуются. Тут без неожиданностей, твои перспективы остаются прежними. Когда комната будет по-настоящему открыта, Леля и Илья отправятся туда. Не знаю, как комната сработает, когда в ней окажутся души двух взрослых людей, вот и проверим. – Агата растянула губы в хищной улыбке. – Но прежними эти двое уже не станут, для нас они будут не опасны, в этом я уверена.
Она приблизилась к Леле, не выпуская меня из поля зрения. Илья по-прежнему лежал без сознания, я не представляла, что с ним. Юра держал пистолет у Лелиной головы, и Агата ловко сделала ей укол.
– Что это? – сжав зубы, спросила Леля.
– Крайне полезное средство, – усмехнулась Агата. – минут через пять оно лишит тебя возможности совершать опрометчивые поступки. Твоя мышечная активность окажется на нуле. Будешь лежать тихо, как мышка, не сможешь пошевелиться и помешать нам. При этом будешь находиться в сознании, разве не прелесть?
Мы с Лелей смотрели друг на друга.
– Прости, – одновременно сказали обе.
Мне хотелось плакать, но я не могла позволить себе слабость.
– Что это за комната? Ты уверена, что мы не угрожаем вашим планам, так можешь ответить?
Леля говорила чуть медленнее обычного. Я видела, что она пошевелила ногой и рукой, напрягла мышцы, прикусила губу от напряжения. Похоже, препарат начал действовать.
Агата достала из кармана предназначенный для Ильи шприц.
– Для чего вам зеркальная комната, Агата? – Я специально назвала ее по имени, стараясь привлечь ее внимание, пробудить в душе хоть какие-то воспоминания о нашем былом общении. – Чего вы добиваетесь? Ради всего святого! Эту малость ты можешь мне подарить в обмен на то, что отняла.
Я хотела знать – да, это так.
Еще больше я хотела выиграть хоть немного времени для….
Не знаю, для чего. Я смотрю те же фильмы, что и все. А герои там всегда стараются выиграть время.
Агату было не пронять этими воззваниями, но она внимательно посмотрела на недвижимого Илью и решила, что может потратить пару минут на объяснения.
– Зеркальная комната – это нечто уникальное, единственное в своем роде. Аналогов ей не существует, ее невозможно воспроизвести в другом месте, поскольку погибли схемы, по которым она сконструирована, заклинания на стыках зеркал, а также рецепты материала, из которого изготовлены зеркала, и состава, соединяющего их. Поэтому так важно было завладеть этим домом: не сам дом важен, это лишь коробка. Важна комната.
– Это портал? – с трудом выговорила Леля.
– Не будь дурочкой, – засмеялась Агата, – поменьше читай бредовые статейки в Интернете. Зеркальная комната – нечто вроде обменного пункта. Или места встречи. Люди веками искали рецепт бессмертия, а моя мать нашла его.
– Мать?! – Я спросила громко, а Леля шепнула немеющими губами.
– Ты говорила, что выросла в детдоме и не знаешь ее, – сказала я, потом вспомнила, что Агату нашли в этом доме, возле мертвой графини, и меня осенило: – Твоя мать – Балкунова-Габен?
К моему изумлению, Агата и Юра расхохотались, будто я удачно пошутила. А потом Летова произнесла нечто невообразимое.
– Я и есть Балкунова-Габен. Боюсь, ваши маленькие убогие мозги не в силах понять истинного величия. Чтобы понимать, надо жить долго – куда дольше, чем вы.
Юра облизнул губы и посмотрел на Агату со странной смесью жажды, вожделения, восторга и ужаса.
– В чем заключается рецепт? – спросила я, хотя уже начала догадываться.
– В переходе, – ответила Агата. – Добиться того, чтобы человеческое тело было вечно молодым, невозможно. Это мифы и сказки. Тело рано или поздно постареет, как бы ты ни заботился о нем, как бы ни лелеял. Есть лишь один способ: перемещать бессмертную душу из одного сосуда в другой. Переходить из тела в тело. Сделать это можно в зеркальной комнате. Ты сбрасываешь с себя старое, изношенное тело, как вышедшие из моды туфли или рваное платье, и облачаешься в новое, не теряя ни обретенных знаний, ни опыта.
Я слушала, позабыв о том, где нахожусь, что происходит. Немыслимо!
– Когда я рассказывала вам с Юрой, что один из братьев Балкуновых, Павел, совершил мезальянс, женившись на простолюдинке по имени Елизавета, я говорила о себе и своем муже. Елизавета Кочкина, в замужестве Балкунова, это я. Павлу повезло куда больше, чем его братцу, взявшему в жены дочь немецкого барона. Вступая в брак со мной, он обрел власть, вечную жизнь, богатство, которое преумножалось веками. Все это, не говоря уже о любви, дала ему я. Он был храбрым, мой Павел. – Глаза Агаты затуманились, в них впервые появилось живое выражение – боль, смешанная с нежностью. – Мы встретились случайно. Едва взглянув в глаза друг другу, безошибочно поняли: вот моя судьба! Павел не испугался своих чувств, не побоялся пойти против отца и связать жизнь с женщиной, которая была гораздо ниже его по положению. И ни разу не пожалел об этом! Ради него я была готова пойти на что угодно. Мы любили друг друга, переходя из века в век, сменяя десятилетия. Мы были богаты, красивы, влюблены, как в первый день. У нас были деньги, драгоценности, виллы и особняки, возможность иметь все самое лучшее. И мы хранили эту тайну – этот маленький дом, где было заключено средоточие нашей мощи.
– Смерть Кощеева, – сказала я.
Агата развернулась и ударила меня по щеке. Юра, которого я когда-то любила, чьего ребенка носила, и не подумал возразить, заступиться, попросить не трогать меня. Но чему удивляться?
– Не смей ерничать, – неприязненно проговорила Агата. – Секрет комнаты передала мне мать. Она была Знающей. Ведуньей. Ведьмой, назови как хочешь. Не одной из ряженых кукол с магическими шарами и картами, нелепыми обрядами и отварами. Мать владела даром, и ей открывались тайны бытия. Одной из них был секрет зеркальной комнаты. Она учила меня, приобщала к знаниям, но все передать не успела: я была еще мала, когда она умерла. Однажды ушла и не вернулась в нашу хижину, где мы жили вдали от всех. По доброй воле мама не сделала бы этого. Говорила, что, если однажды такое случится, я
