– Это правда? Бежите с поля боя, господин Загорский?
И опять Нестор Васильевич ничего не успел сказать. Голосом еще более звучным и сильным наставник Хидр заявил, что Загорский не властен в своих решениях. Он просто обязан ехать дальше.
– Ну, что ж, – молвил Рудый, – не смею задерживать.
– Вот черт, – выругался Загорский. Повернулся к китайцу. – Ганцзалин, поезжай с наставником.
И, повернувшись уже к Хидру, добавил, что на Ганцзалина они могут рассчитывать, как на него самого.
Посмотрел на авиатора:
– Владимир Владимирович, я полностью в вашем распоряжении.
Обрадованный Рудый хлопнул его по плечу: вот это по-нашему!
Едва только все басмачи успели занять назначенные им позиции, в долину, цокая копытами, въехал красноармейский эскадрон. Стоявшие возле кишлака телеги, кажется, несколько смутили их. Конница остановилась и некоторое время рассматривала заграждение с легким недоумением. Потом красные заметили лежавших возле телег людей с винтовками, разглядели и повернутый в их сторону пулемет.
– Ну что, вжарим изо всех стволов, – прошептал лежавший рядом с Загорским Рудый; английский полковник загадочным образом исчез, словно растворился в воздухе.
– Не стоит, – отвечал Нестор Васильевич, внимательно разглядывая конницу. – Подождем немного, может быть, удастся провести переговоры.
Рудый посмотрел на него изумленно: какие, к чертям собачьим, переговоры? О чем? Загорский не успел ответить – в их сторону поскакала группа из нескольких человек, руководимая, очевидно, командиром – смуглокожим туркменом лет сорока. Они остановились саженях в тридцати от импровизированного дзота и гарцевали, не решаясь продвигаться дальше.
– Приготовиться! – скомандовал Рудый, но Нестор Васильевич задержал его руку.
– Отставить, – сказал он и, перехватив недовольный взгляд авиатора, объяснил: – Попробую все-таки побеседовать с нашими красными друзьями.
Он вытащил из кармана носовой платок, примкнул к винтовке штык, на который повесил белый прямоугольник. Махнул платком над телегой, потом поднялся в полный рост, крикнул зычно:
– Не стреляйте! Переговоры!
Ветер донес его слова до ушей небольшой группы красноармейцев. Они перестали нервно гарцевать на своих конях. Выстроились в шеренгу, в паре шагов впереди остальных был теперь командир.
Решительным шагом Нестор Васильевич двинулся в сторону красных.
– Не стрелять! – скомандовал своим башибузукам Рудый.
Спустя минуту Загорский уже стоял перед командиром-туркменом. Тот обжигал его суровым взглядом черных, как ночь, глаз.
– Кто такие? – спросил он с заметным акцентом. – Почему перегородили дорогу?
Загорский одарил его мужественной, но дружеской улыбкой.
– Товарищ командир, – сказал он, – вышло недоразумение. Тут мирные караванщики везут товары на продажу – шелк, шкуры, шерсть, чай и прочее остальное. Я и мои парни у них защитой – от лихих людей. Я им говорю: «Друзья, не надо бояться! Советская власть – не враг трудовому народу, а лучший его друг. А красноармеец – не какой-то там басмач, он не то, что не ограбит – он сам же первый вас и защитит».
И Нестор Васильевич, широко улыбнувшись, перевел глаза на остальных красноармейцев: верно я говорю, товарищи? Однако лица большевиков оставались напряженными и хмурыми. А командир-туркмен даже прищурился недоверчиво. Что это, спросил, за мирные караванщики, у которых даже пулемет есть?
«Знал бы ты, что у них еще есть в запасе, вообще бы сюда не сунулся», – подумал Нестор Васильевич, а вслух сказал:
– Испугались люди, легко понять: последние деньги со всего кишлака собрали, чтобы караван снарядить. Так я пойду, успокою их. Скажу, что вы им не опасны, едете мимо, а мы телеги в один миг и уберем.
– Ты за нас не решай, что нам делать и как, – отрезал командир. – Мы этому твоему каравану сейчас досмотр устроим. Мало ли что за товары вы тут возите…
Загорский сокрушенно покачал головой. Как же так? А они ведь надеялись на советскую власть, что она своя, родная, что насилия не допустит, что будет все по закону.
– По закону и будет, – отвечал командир. – Если все, что везете, разрешено, вас и пальцем никто не тронет. А нет – пеняйте на себя.
Загорский почесал подбородок: сложная ситуация. Люди нервничают, от испуга могут и стрелять начать. Он-то караванщиков только охраняет, он им не указ. Как бы кровопролития не вышло.
– А ты нас кровопролитием не пугай, – отвечал сидевший рядом с командиром молодой узбек. – Мы сами кого хочешь напугать можем.
И красноармейцы засмеялись. Нестор Васильевич спросил еще, последнее ли это будет слово командира, тот отвечал сурово, что последнее и распоследнее. Что ж, вздохнул Загорский, так и передам. Пойду скажу, чтобы телеги убирали да к осмотру готовились.
Он повернулся спиной к конникам и пошел прямо туда, где лежал Рудый. По хмурому его виду тот понял, что переговоры сорваны, поднял руку и закричал:
– Цельсь! По краснопузым шайтанам – огонь!
Нестор Васильевич едва успел прыгнуть в сторону и откатиться на обочину дороги – тяжело застрочил пулемет, застучали винтовочные выстрелы, засвистели над головой пули…
Заржали раненые кони, заметались, сбрасывая седоков и падая тут же в пыли, бились, окровавленные, выкатив огромные испуганные глаза. Эскадрон, не ждавший нападения, рванулся было в атаку, но пулеметные пули, злобные, как осы, ринулись ему навстречу, в мгновение ока выгрызали смертельные отверстия в телах людей и животных, ранили, убивали, гнали назад. Красноармейцы помчались было прочь, но угнездившиеся на скалах басмачи встретили их огнем, не дали ретироваться просто так.
Красные всадники заметались по ущелью, чуя неминуемую гибель, но наконец спохватились, рассеялись по долине, залегли в траве, отвечали на пулеметную стрельбу винтовочной, проклинали на чем свет стоит подлого врага. Казалось, все кончено, красные побеждены, только и осталось им, что отползать в панике назад. Но, однако, нашлись среди них холодные расчетливые головы, нашлись меткие стрелки, и очень скоро выбили пулеметчика. После этого сразу стало очевидно численное превосходство красных. Они рассредоточились, вели огонь по телегам и людям, которые за ними прятались. Вычислили и басмачей за скалой, открыли и по ним огонь, заставили замолкнуть.
– Не дрейфь, парни, наша берет! – прокричал Рудый своим басмачам и бросил во врага гранатой. Граната упала, ахнула, подняла тучу пыли, и сразу несколько красноармейцев перестали стрелять.
– Что, съели? – захохотал Рудый и снова замахнулся – кинуть вторую гранату. Но меткая пуля туркмена-комэска, который, кажется, один из маленькой передовой группы остался в живых, поразила бравого авиатора. Рудый изумленно схватился ладонью за шею – как если бы его укусил комар. Из-под руки его обильно полилась красная кровь. Подполковник завел глаза к небесам и повалился навзничь за телегу.
