Тут Загорский почему-то засмеялся, засмеялся и Рудый, очень собой довольный, однако потом снова стал серьезным.
– Но, к счастью, искать мне теперь не придется, поскольку есть у меня моя Мари́. Это квартеронку мою так зовут, а я ее по-нашему, на русский манер, Машей величаю.
– Что же, прекрасные планы, – сказал Загорский, – лишь бы жизнь не помешала.
Тут авиатор воззрился на него с изумлением. Что значит – жизнь? Как это жизнь может планам помешать? Жизнь сама по себе, планы – сами по себе. Вот Загорскому жизнь когда-нибудь мешала?
– На каждом почти шагу, – отвечал Нестор Васильевич, – это ведь я в расследовании преступлений такой энергичный, а как до самого себя, то вся предприимчивость куда-то девается. Я ведь еще после революции думал сбежать из России, мне большевики тоже, знаете, медом не намазаны, если не сказать более определенно. Но, как сказано в Писании, человек предполагает, а Бог располагает. Впрочем, если бы только Бог. Нет, не Бог, не ангелы, и не дьявол даже, а какие-то совсем небольшие люди и обстоятельства вдруг становятся на дороге. То одно, то другое, то третье – и глядишь, уехать никак нельзя. А когда вдруг делается можно, то смотришь на себя самого и видишь, что тебе уже семьдесят стукнуло, и куда ты поедешь из родной страны, во всяком случае, из страны, где все говорят на твоем собственном языке?
– А вы, значит, хотели уехать? – глаза у Рудого загорелись.
Нестор Васильевич кивнул: хотел, да вот не случилось. Авиатор задумался на секунду, потом заговорил с необыкновенным воодушевлением. Он предложил Загорскому ехать вместе с ним в Британию.
– Сейчас, – говорил, – последний раз схожу с караваном, получу свои тридцать сребреников, Машку под мышку – и в Британию. А вы со мной. Вы – человек гениально одаренный, мы с вами любое дело с нуля можем начать и обогатиться. И китайцу вашему занятие найдется. Откроем, например, русский ресторан. Блины с икрою, борщи, пулярки – пальчики оближешь. Клиентов будет – хоть отбавляй. Это же Англия, владычица морей, разве там понимают что-то в хорошем питании? А мы такое дело начнем, которое там и не снилось никому. Представьте на минутку: шеф в белом колпаке, официанты рыщут, белоснежные скатерти и посреди всего этого – упоительный запах бараньего бока с гречневой кашей! А Ганцзалина нашего мы у входа поставим, метрдотелем. Английский буржуа всю эту косоглазую экзотику очень любит.
Ганцзалин при этих словах скорчил недовольную рожу, но Рудый ничего не заметил. Он продолжал фонтанировать идеями. А не ресторан, говорил, так откроем сыскное агентство, в этом деле Загорскому и вовсе равных нет.
– Будем обслуживать только высокопоставленных и богатых особ. Представляю себе объявление где-нибудь в «Дэйли мэйл»: «Сыскное агентство «Рудый и Загорский» – только для состоятельных господ!» Хорошо бы первое наше дело было каким-нибудь громким. Лучше всего, полагаю, что-нибудь по августейшей части. Например, найти подвески королевы, украденные французским кардиналом…
Загорский заметил, что времена, когда у королев крали подвески, давно в прошлом. К тому же и правит в Англии сейчас не королева, а король. Рудый хотел что-то ответить, но не успел. В дом ворвался бородатый басмач с бешеными глазами и закричал:
– Красные!
Полковник Бэкон мгновенно проснулся.
– Гдье? – выкрикнул он по-русски, хватаясь за свой кольт. – Гдье есть красные?
– Сейчас верстах в десяти от нас и едут сюда, – отвечал бородач, сверкая огненным глазом.
– У нас полчаса, не больше, – Рудый поднялся с места. – Надо уходить.
На это Загорский заметил, что идея, конечно, прекрасная, но при одном условии – если есть, куда уходить. С верблюдами и мулами особенно по горам не полазишь. Не говоря уже о том, что в их обозе наверняка есть телеги.
– Лазить и не нужно, – отмахнулся Рудый. – Телеги мы замаскируем, мулов и верблюдов отдадим местным на хранение. Сами пока отправимся в горы. Когда красные проедут, мы явимся снова и заберем все свое. Как говорили древние, óмниа мэ́а мэ́кум пóрто[37], что значит не брать с собой ничего больше того, что можешь унести.
– А если здешние крестьяне вас выдадут красным? – спросил Загорский.
Полковник отвечал, что не выдадут. Во-первых, они ненавидят красных. Во-вторых, деньги замыкают самые болтливые рты.
– Возьмут деньги и проболтаются, – возразил Ганцзалин.
Бэкон поднял палец вверх: именно на такой случай у них есть система авансов. Сначала они дают крестьянам небольшой аванс, обещая вернуться и выплатить всю сумму, если те будут молчать. Действует всегда безотказно.
Разговор они заканчивали во дворе. Тут уже стояли все наличные башибузуки числом человек двадцать, а также несколько встревоженная Джамиля и невозмутимый, как всегда, Хидр.
Рудый стал раздавать быстрые и толковые распоряжения басмачам, полковник Бэкон смотрел на это и важно кивал, явно одобряя деятельность своего помощника. Жители кишлака, почуяв, что запахло жареным, позакрывали калитки и попрятались в домах. Подстегиваемые плетками мулы поволокли прочь закрытые телеги с оружием в сторону гор, в ту же сторону двинулись навьюченные верблюды. Однако все было напрасно. В самый разгар развернувшейся маскировочной суеты прискакал новый дозорный.
– Едут! – закричал он отчаянным голосом. – Едут!
Стало ясно, что первый вестник ошибся – он не учел того факта, что пока он скакал к своим, красные тоже продолжали двигаться. Таким образом, в запасе у каравана оказалось не полчаса, а всего пятнадцать минут. Но ясно это стало слишком поздно.
– Сколько их? – повысил голос Рудый.
– Эскадрон примерно… Может, чуть меньше, – отвечал гонец.
Рудый повернулся к Бэкону.
– Что будем делать, господин полковник? – спросил он отрывисто. И поскольку ошарашенный англичанин молчал, сам же и продолжил: – У нас два варианта – бросить все к чертовой матери на милость победителя и удирать или принять бой.
Полковник побледнел и играл желваками. Потом вдруг выкрикнул:
– Никакой сдачи! Мы принимаем бой!
Рудый тихо выругался, но спорить не стал.
– Развернуть пулеметы! – гаркнул он. – Телеги в ряд! Самидуллó, Урозбéк, Шерзóд – на возвышенность. Моруфджóн, Имамходжá, Зулфидди́н – влево от дороги, в кусты. Остальные ко мне. Без команды не стрелять!
Он обернулся к Загорскому, подмигнул.
– Ну что, зададим перцу большевикам? Вы с нами, Нестор Васильевич?
Загорский открыл было рот, но его внезапно перебил почтенный Хидр.
– Мы не можем, – сказал он, – не можем подвергать свою жизнь опасности. Мы обязаны вернуть святыню.
Рудый изумленно воззрился на Нестора Васильевича. На губах его заиграла разочарованная улыбка.
