class="p1">Мишо изумлен. Волны на хмурой реке! Будто огромная чешуйчатая змея ползет из неоглядной дали в бесконечность. Мишо становится жутко. Если превратить эту страшную картину в представление об обширном вспаханном поле, вам плохо станет. Да, Дунай очень похож на распаханное поле, по которому все время ползут огромные машины — различные суда. Повсюду они взрывают борозды вокруг себя, и волны покрываются рябью, словно недовольные тем, что их разбивают. Но Дунай не змея и не поле! Мишо-то прекрасно видит, что это течет вода — и сколько ее! Машина, которая выгружает товары с барок, похожа на аиста, но это просто металлический кран! Так и мост, соединяющий Братиславу с Петржалкой, совсем не железный обруч и не натянутая антенна, а просто железный мост, перекинутый дугой над Дунаем, который связывает оба берега широкой реки.
Так Мишо знакомится с Дунаем, пароходами, кранами и братиславским мостом.
По пути домой в еврейский квартал, находящийся под Градом, Йожо обращает внимание Мишо на Сельскохозяйственный музей и Национальный театр. А потом Мишо снова попадает из центра города, где так все красиво и столько всяких чудес, в хмурую мастерскую сапожника.
ИГРЫ И ШАЛОСТИ
— Ребята! Послушайте, что я придумал, это просто замечательно! Мы апельсинов Винцера все-таки попробуем.
— Ну, вот еще выдумал!
— Проберемся через черный ход. Со двора. Я приметил, что в полдень Винцер запирает двери только с улицы. А в лавку можно пробраться с черного хода во дворе, где Винцер живет, там, где и наша мастерская.
— А собака? Забыл? Не знаешь будто, что у черного хода собачья будка стоит. Щенок без умолку тявкает. Он-то нас и выдаст!
— Я и об этом уже думал. Собачонку выжить отсюда надо.
— Ну?
— Будку подожжем. Сегодня же вечером это и сделаем, чтобы завтра днем попробовать апельсинов. В будке полно соломы, мусора и бумаги. Как факел все запылает. Пока Винцер заметит, что творится, щенок давно даст тягу!
— А несчастья не будет? От будки не загорится еще что-нибудь? Пожара не наделаем?
— Да какого черта там загорится? Чему гореть-то? Одна грязь во дворе, да кирпичные старые стены в плесени!
— Ну ладно, значит. Ты вечером сегодня будку подпалишь, а завтра в обед мы все остальное сварганим. Мишо и Йожо на страже будут стоять, а Имрих и я в лавку заберемся, — заключает Юро Петраш, предводитель мальчишек еврейского квартала.
— Но поделим мы все поровну, — добавляет косоглазый ученик сапожника, тот, что придумал весь план.
— Ладно, так и поделим!
Вот такие и тому подобные проделки устраивают ребята из еврейского квартала. Планы, по правде сказать, не всегда сходят с рук, чаще всего задуманное предприятие кончается оплеухами да наставлениями, что воровать и мучить животных — это недопустимо и бесчеловечно.
Нередко полицейский вынужден даже пустить в ход полицейскую дубинку в защиту священной собственности приличных граждан от этой компании, где все эти ребята на одну колодку! А мальчишки — они и есть мальчишки! Тем более, что это безнадзорная голытьба городских окраин. Ученика, который живет впроголодь и у которого всегда в животе словно лягушки квакают, не так-то легко запугать, чтобы он снова и снова не попытался раздобыть какой-нибудь еды или лакомства, какого он еще в жизни не пробовал. И напрасно некоторые сокрушаются, что молодежь плохо воспитана и такая испорченная. Но эта молодежь если и плоха, то лишь по милости своей бедности.
Наш Мишо теперь полноправный член этой компании. Он подружился с учениками сапожного и других ремесел. К этой компании принадлежат и ребята, которые еще не стали учениками-ремесленниками и пока ходят в народную или городскую школу. Но их ждет та же участь. И потому они уже сейчас заводят дружбу с будущими своими товарищами и выбирают себе профессию, которая пришлась бы им по душе. Больше всего они боятся стать сапожниками. Об этом говорится так:
Не пойду в сапожники,
Не дай это, боже.
Зубы слабы у меня
Натягивать кожу!
Но Мишо не стыдится своей профессии. Он понимает, что всякая работа почетна, если выполнять ее добросовестно. Ремесло Мишо даже идет. Из него получился настоящий ученик сапожника: лохматая голова, невысокое коренастое тело и походка вперевалку. Вот вы видите его в грязном зеленом фартуке и в деревянных остроносых башмаках, кем-то ему подаренных, и вы, конечно, спросите: «Ну что, мастер, как живется?» А он скрестит на груди грязные руки в засученных по локоть рукавах и ответит: «Да ничего, понемногу. Жаловаться не стоит. Вот только бы этой нищеты поменьше!»
Да, Мишо рассуждает с вами как взрослый. И хотя ему всего четырнадцать лет, по опыту это совершенно взрослый человек. Он знает мир, знает жизнь бедноты в горах и ее жизнь в городе. Понимает, что богатых и бедных создал не господь бог, а сами люди, поработив друг друга. С одной стороны — голод и бедность, а с другой — изобилие и сытость. Да Мишо вдобавок понимает и то, что так будет до тех пор, пока обиженные будут терпеливо сносить свою бедность.
Хотя Мишо привык ко всему этому, уже набрался ума-разума, все-таки он остается мальчишкой и веселым товарищем в своей компании. Друзья любят его за это. Он всюду первый зачинщик.
— Эге-ге, ребята! Я нашел на чердаке мышей летучих! Пойдемте?
И Мишо уже карабкается на чердак. Лестница поломана, чердак наполовину разрушен, опасность подстерегает на каждом шагу, но наших героев разве испугаешь? Они обшаривают все уголки двухсотлетних домов, чтобы спугнуть то мышонка, то крысу, птицу, нетопыря. А сколько потом самохвальства и рассказов о геройских похождениях, если такая экспедиция, полная приключений, сойдет удачно, никто никуда не провалится, и никто из прохожих, которого вывел из себя этот галдеж, не выдерет кого-нибудь из ребят за уши!
Но Мишо на руку даже и эта невзгода.
Его хозяину как раз понадобились осколки оконного стекла — скоблить и полировать подошвы. Он свистит Мишо, который в это время полощет на дворе пеленки, и зовет:
— Эй, малый! Сбегай-ка куда-нибудь и набери осколков стекла. Да поживей, пока тебе шпандырем не влетело!
Мишо все понимает на лету. Стекло должно появиться в два счета, потому что иначе шпандырь хозяина погуляет по спине Мишо. Но где взять стекло? Гм, дружище! Пошевели мозгами! Возьми-ка камень да швырни его в какое-нибудь ближайшее окно. Страшно? Увидят еще? Побьют? Наплевать! Была не была! И может, не больнее будет, чем от этого шпандыря. Дзинь! — звенит наверху стекло в окне портного.
