Гант помолчал минуту, затем продолжал:
— Поначалу мне показалось, что из этого письма я узнал только его имя — Берт — и адрес на конверте: Бертон Корлисс, улица Рузвельта, Колдвелл, штат Висконсин. Но, подумав, я вспомнил некоторые дополнительные сведения, содержавшиеся в письме Эллен, и, соединив их воедино, узнал про Берта Корлисса еще более важную вещь. В то время я не придал ей особого значения. Это был чисто внешний факт, а не имел отношения к характеристике его личности, хотя именно последней я и доискивался. Но я запомнил этот факт, и сегодня он приобрел особое значение.
— Продолжайте, — сказал Кингшип, когда Гант остановился, чтобы затянуться сигаретой.
Гант откинулся на спинку кресла:
— Во-первых, Эллен писала Берту, что она не отстанет в занятиях, пока будет отсутствовать в университете, потому что сможет использовать его записи. Так вот, Эллен была на третьем курсе и имела право посещать специальные лекции, на которые не допускают студентов первого и второго курсов. Если Берт был с ней в одной группе на всех семинарах — а они, наверно, постарались так составить свое расписание, — это означало, что он с малой долей вероятности учился на втором курсе, но, скорее всего, на третьем или четвертом. Во-вторых, Эллен описывала в письме свое поведение на младших курсах Колдвелла, которое, видимо, сильно отличалось от ее поведения после смерти Дороти. Она писала, что была «горлопанкой-болельщицей», и добавляла: «Ты бы меня не узнал». Это со всей очевидностью означало, что Берт не знал ее на младших курсах. Так могло быть, если бы они учились в большом университете типа Стоддарда, но тут возникает «в-третьих».
В-третьих, Колдвелл — небольшой университет, раз в десять меньше Стоддарда. Я проверил сегодня утром по альманаху: в Стоддарде учится более двенадцати тысяч студентов, а в Колдвелле — всего восемьсот. Далее Эллен писала, что она не хотела, чтобы Дороти поступала в Колдвелл именно потому, что там все знают всех и знают, кто как себя ведет. Итак, давайте сложим эти три пункта: Берт Корлисс, который является студентом по крайней мере третьего курса, не был знаком с Эллен, когда она была на четвертом, хотя оба они учились в очень небольшом университете, где, как мне известно, студенты общаются отнюдь не только на занятиях. Всему этому может быть только одно объяснение, которое в прошлом марте казалось маловажным, но которое, по сути дела, является главным выводом из письма Эллен. Берт Корлисс перешел в Колдвелл из другого университета в сентябре 1950 года — в начале четвертого года пребывания Эллен в Колдвелле и уже после смерти Дороти.
Кингшип нахмурился:
— Я не вижу, какое это имеет отношение…
— Вернемся в настоящее — 24 декабря 1951 года, — сказал Гант, сминая сигарету в пепельнице, — когда моя мать, благослови ее Бог, приносит блудному сыну в постель вместе с завтраком газету «Нью-Йорк таймс»! И он видит на странице светских новостей извещение о том, что мисс Марион Кингшип выходит замуж за мистера Бертона Корлисса. Представьте себе мое удивление. Мой ум, отличающийся крайним любопытством, а также способностью к анализу фактов, к тому же еще очень подозрителен. Сдается мне, говорю я себе, что новый сотрудник отдела внутренних продаж «Кингшип коппер» полон решимости получить доступ к дележке доходов этого предприятия.
— Послушайте, мистер Гант…
— Смахивает на то, — продолжал Гант, — что после смерти младшей сестры он обратил свое внимание на следующую. Возлюбленный двух дочерей Кингшипа. Двух из трех. Ничего себе пропорция! А потом аналитическая и подозрительная стороны моего ума соединились заодно: три из трех будет еще лучшей пропорцией для мистера Бертона Корлисса, который перевелся в университет Колдвелл в сентябре 1950 года.
Кингшип встал и воззрился на Ганта.
— Случайная мысль, — продолжал Гант. — Крайне маловероятная. Но ее справедливость очень легко проверить. Для этого нужно только вылезти из постели и достать с полки альманах Стоддарда за 1950 год. Он показал Кингшипу большую книгу в синем дерматиновом переплете. — В секции второго курса нахожу несколько интересных фотографий. Одна из них — Дороти Кингшип. Одна Дуайта Пауэлла — оба они сегодня покойники. Фотографии Гордона Ганта нет — у него не оказалось пяти лишних долларов, чтобы запечатлеть свою физиономию на память потомкам. Но зато я нашел фотографии многих других второкурсников…
Он открыл книгу на заложенной обрывком газеты странице, повернул книгу к Кингшипу и поставил на стол, указывая пальцем на одну из фотографий. Потом по памяти прочел подпись под ней: «Корлисс, Бертон (Берт). Менассет, Массачусетс. Филологический факультет».
Кингшип опять сел. Он глядел на фотографию размером немного больше почтовой марки. Потом поднял глаза на Ганта. Гант наклонился вперед, перевернул несколько страниц и указал на другую фотографию. Это была Дороти. Кингшип посмотрел на ее фотографию. Потом опять поднял глаза.
— Мне это показалось очень странным, — сказал Гант. — И я решил вам об этом сообщить.
— Зачем? — непреклонно спросил Кингшип. — Что это доказывает?
— Прежде чем ответить на этот вопрос, можно мне самому вас кое о чем спросить?
— Пожалуйста.
— Он ведь никому из вас не говорил, что учился в Стоддарде. Так?
— Так. Но я никогда и не обсуждал с ним его биографию, — поспешно объяснил он. — Марион он наверняка сказал. Она, конечно, об этом знает.
— Вряд ли.
— Почему вы так думаете?
— Марион ведь сама дала сведения для заметки в «Нью-Йорк таймс» — обычно информацию дает невеста.
— Ну и что?
— То, что там не упоминается Стоддард. А обычно в объявлениях о помолвках и свадьбах перечисляются все учебные заведения, в которых учились жених или невеста.
— Может быть, она не сочла нужным им говорить.
— Может быть. А может быть, она сама об этом не знает. Может быть, и Эллен не знала.
— Ну хорошо, и какой вы делаете из этого вывод, мистер?
— Не надо сердиться на меня, мистер Кингшип. Факты говорят сами за себя. Я их не придумал.
Гант закрыл альманах и положил его на колени.
— Существуют две возможности, — сказал он. — Или Корлисс сказал Марион, что учился в Стоддарде, — тогда это, возможно, просто совпадение: он учился в Стоддарде и перевелся в Колдвелл: он, возможно, не знал Дороти, так же как он не знал меня. — Гант сделал паузу. — Или он не сказал Марион, что учился в Стоддарде.
— И что из этого вытекает?
— Из этого вытекает, что он каким-то образом был связан с Дороти. Иначе с чего бы ему это скрывать? — Гант посмотрел на книгу, лежавшую у него на коленях. — В Стоддарде был человек, который хотел избавиться от Дороти, потому что она забеременела…
Кингшип широко раскрыл глаза:
— Вы опять за свое! Кто-то убил Дороти, потом убил Эллен… Вас заклинило на этой теории из дешевого кинофильма, и вы не хотите признать… — Гант молчал. — Берт? — недоверчиво сказал Кингшип и сел в кресло. Он покачал головой и улыбнулся улыбкой сожаления. — Ну послушайте, это же все абсолютный бред. — Он продолжал качать головой. — Что, по-вашему, этот парень — маньяк? — Он улыбнулся. — Вам мерещится черт знает что…
