нас. Только мы свободны, а бескрылые сами себя окружили множеством глупых правил и лишних вещей. Но я уверен, что если бы у любого из бескрылых был выбор, он предпочёл бы стать крылатым.
— Ох, Зирран… Стыдно признаться, но я сказала тебе не совсем правду. Я могу превратиться в собаку — таков мой врождённый дар. Могу стать другим человеком, изменить свой возраст и внешний вид. Но существо иной расы? Такого мне даже в голову не приходило.
— Может, пора решиться и попробовать? Ты ведь разговариваешь, совсем как крылатая, даже ругаешься и шутишь. Бескрылые так не могут, даже те, что понимают наш язык.
Краса задумалась ненадолго, потом сказала:
— Может, ты и прав. Меня всегда удивляло то, что маги вроде Венселя или наставника Мерридина тратят такую прорву силы, когда им надо пообщаться с теми, чей язык непонятен. А мне и моему отцу это вовсе не сложно. Теперь думаю, что для этого просто нужно быть оборотнем, ведь сделать незнакомую речь своей — это тоже трансформация, только не внешности, а ума.
— Значит, ты попробуешь?
— Да. Только отвернись, и не подсматривай: мне нужно раздеться.
Зирран усмехнулся, однако просьбу выполнил, спрятал голову под крыло. Некоторое время он слышал, как Краса шуршит одеждой, топчется по полу, затем надолго повисла тишина. Растеряв терпение, он осторожно высунул из-под крыла сперва ухо, затем один глаз… На полу посреди неуютной норы бескрылых сидела молоденькая крылатая, такая хорошенькая, что у него захватило дух! Огромные глаза её были плотно закрыты, длинные перепончатые ушки подрагивали, словно на ветру, а шелковистая шерсть отливала чистым лунным светом!
— Крайса, — осторожно позвал он, — это ты?
Крылатая приоткрыла один глаз и неуверенно ответила:
— Наверное…
— Какая же ты красавица!
— Ха! — воскликнула она улыбаясь. — А ты смел сомневаться? А теперь — прочь отсюда! Всегда мечтала научиться летать!
Примечания:
* Лунная дверь, Маэлевы врата, закройтесь, дайте вернуться домой тому, что не тонет и не горит!** Что бы ни думали жители Ольховца, древние строители храма изобразили на стенах этлов - хранителей окружающих мест: Изена, с залива которого чаще всего ветер приносит дожди, хранительницу Дикого Поля Полину, хранителя гор Грида и Ночну, река которой течёт через Приоградье и Торм.
*** Чуга - верхняя мужская одежда, приспособленная к верховой езде, узкий укороченный кафтан с рукавами по локоть.**** Поклёп - несправедливое, намеренное искажение фактов о ком-либо, ложное обвинение в чём-либо.
***** Песня, сочинённая крылатым, содержавшимся одно время в княжеском зверинце, и переведённая на тормальский язык некой девицей Красой из рода Чёрных Воронов:
О чём свежий ветер поёт под крыломИ нежно шумит в перекатах вода?О жизни привольной в Поречье родном,О крае, что в сердце моём навсегда.
Из норки уютной на тех берегахОднажды увидел я первый рассвет,И утром погожим в густых камышахНа глине оставил я первый свой след.
Узнал, как прекрасно парить в вышине,Закаты встречать на порогах у скал,Но земли иные я видел во сне,О странствиях дальних беспечно мечтал.
Окрепшие крылья так звали в полёт,И в небо манила ночная звезда...Я верил: кто смел, своё счастье найдёт.Как был я наивен и молод тогда!
Скитался по миру, искал тех чудес,Что виделись прежде мне только в мечтах,А истинным чудом был древний наш лесИ берег родимый в густых камышах,
И песни крылатых в ночной синеве,И в заводях тихих кувшинок цветы,И капли-росинки с утра на траве...Нигде под Луной нет такой красоты!
Ах, если б вернуться обратно, домой,Туда, где неспешно течёт Ночь-река!Но прочны решётки за замка стеной,И крепки запоры, и цепь коротка.
И всё же во сне я увижу опять,Как воды реки отражают Луну.Покуда я жив, я умею летать,И душу мою не удержишь в плену.
.
Когда нельзя, но очень хочется
В свой терем Услада воротилась в полном смятении чувств. Давно ли всё в нём казалось ей таким милым и родным? Теперь же, разглядывая богато украшенную светёлку, она удивлялась тому, что ни одна из вещей не радовала глаз. Подумать только, здесь она проводила целые дни за чтением, вышивкой, пряжей и унылым гляденьем в окно… Что ей можно будет отсюда забрать в монастырь? Пару чистых рубах? Душегрею? Незаконченное рукоделье? Всё казалось каким-то ненужным и пустым. Вдруг, подойдя к окну, она увидела надпись. На белой стене кто-то вывел угольком слова: «Во сне моя душа расправляет крылья, и решёткам не удержать её взаперти».
— Нянюшка, что это? — спросила она удивлённо. — Откуда?
— Где, моя яхонтовая? — тут же откликнулась Стина, деловито копавшаяся в сундуке. — Ах, это? Видать Краса тут без тебя навозюкала, а девки, бездельницы, не прибрали. Ты, ясочка, ручки-то не пачкай. Иди лучше сюда: рубашечку сменим, да и косу бы в порядок привести…
— Оставь, Стина, — грустно вздохнула Услада, — ничего мне не надобно. Ступай к себе.
— А косу-то?
— Я сама.
— Ишь ты… Что ещё за капризы? — спросила Стина строго. — Или вздумала в монастырь заявиться чумазым поросём? В обители тоже следует себя блюсти, ведь и там люди.
Услада поникла головой и прошептала едва слышно:
— Не хочу. Почему я должна сделаться Маэлевой невестой по приказу?
— Ну вот, здрасьте — пожалуста, — нахмурилась Стина, отводя княжну от окошка. — Давно ли слёзы лила, что замуж сговорили? Теперь за чужанина идти не надобно, можно жить себе в обители чистой голубицей — так вместо радости опять слёзы.
— Ах, нянюшка, нельзя мне в храм. В обитель хорошо идти, коль душа чиста и к Небесным Помощникам тянется. А я грешница, всё о земном думаю.
Брови Стины сошлись к переносице, глазки цепко уставились княжне в лицо.
— Это о чём же таком? Неужто Венсель… Охти! И чем только привабил тебя этот тощий стервец? Ведь ни стати, ни масти, одна корысть, что кудри, как у девки… Не иначе, мажьей силой приворожил.
— Что ты, Стина, какая ворожба! Я сама, своей волей к нему привабилась. Просто он добрый, понимаешь? И не такой, как все. Перед прочими вместо меня свинью в охабень* заверни — никто подмены не заметит, лишь бы похрюкивала
