советской пропагандой легенда о том, будто в связи с потоплением «Густлова» фюрер объявил траур. На самом деле ничего подобного не было. В эти дни немецкие войска под натиском Красной Армии откатывались к Одеру, советские танки угрожали Берлину. У Гитлера были тогда заботы поважнее, чем объявлять траур по «Густлову». Между прочим, по иронии истории лайнер был потоплен как раз в день 50-летнего юбилея Густлова. Тогда, на похоронах, Гитлер заявил: «За спиной убийцы стоит наполненная ненавистью сила нашего еврейского врага, пытающегося поработить немецкий народ… Мы принимаем их вызов к борьбе!» Газеты всячески подчеркивали, что Густлова убил еврей. Правда, своим личным врагом фюрер Франкфуртера не объявлял — слишком много чести для еврея. Но кампания, развернутая против убийцы Густлова, скорее всего, подсказала советским пропагандистам написать, что Гитлер объявил Александра Маринеско своим личным врагом. Ничего подобного в действительности не было. Фюрер даже не знал фамилии командира подлодки, торпедировавшей «Густлов».
Многое другое в истории с гибелью «Густлова» было совсем не так, как десятилетиями утверждалось в нашей стране. На борту лайнера находились только около тысячи военнослужащих, в том числе 373 девушки из вспомогательной службы флота. Кроме того, в годы войны «Вильгельм Густлов» служил казармой для 2-й учебной дивизии подводного плавания. Отсюда и родилась легенда о том, что более тысячи инструкторов-подводников, цвет германского подводного флота, затонул вместе с «Густло-вом». В советской версии утверждалось, будто бы на борту судна находились 3700 офицеров, экипажи для 70–80 подлодок, а девушки из вспомогательной службы флота превратились в эсэсовских надзирательниц концлагерей. И сама торпедная атака, заметим, смогла состояться только благодаря случайному стечению ряда благоприятных обстоятельств. Во-первых, 8 октября 1943 г., во время налета американских бомбардировщиков на Готтенхафен (Гдыню) «Густлов» получил полутарометровую трещину в бортовой обшивке, которую спешно заварили. Во-вторых, перед выходом в море капитану «Густлова» 63-летнему Петерсону, который уже много лет не выходил в море, придали в помощь двух молодых капитанов и опытного подводника корвет-капитана Цана. Таким образом, на мостике «Густлова» в роковой момент собрались сразу четыре капитана, что явно затрудняло принятие правильных решений и способствовало гибели корабля. Во-вторых, Цан предлагал идти с максимальной скоростью в 16 узлов и зигзагами, что гарантировало, что более тихоходные советские подлодки не смогут догнать лайнер. Однако Петерсен, опасаясь за прочность сварного шва, настоял, чтобы судно двигалось со скоростью не более 12 узлов и без маневрирования, что сделало его легкой добычей подлодки Маринеско С-13. В-третьих, в семь часов вечера, когда «Густлов», шедший по коридору в минных полях, получил радиограмму о том, что на встречном курсе находится соединение германских минных тральщиков, на «Густлове» включили опознавательные огни, чтобы избежать столкновения. На самом деле никаких тральщиков поблизости не было, и кто послал злополучную радиограмму, так и не было выяснено. Огни горели в течении получаса, и этого времени хватило Маринеско, чтобы обнаружить цель. Кстати, «Густлов» сопровождал всего один торпедный катер, который в первое время после катастрофы был занят спасением людей, а когда начал бросать глубинные бомбы, советская лодка уже покинула Данцигскую бухту.
Вопреки сложившемуся в 60-е годы советскому мифу, ни один из четырех капитанов «Густлова», равно как и командир катера сопровождения, не были расстреляны по приказу Гитлера. Все капитаны спаслись и дожили до конца войны. Самый молодой из них, Коллер, вскоре после капитуляции Германии покончил с собой.
На обратном пути, 10 февраля 1945 г., С-13 потопила госпитальное судно «Генерал Штойбен», вместе с которым ушли на дно 3300 раненых и беженцев. Спаслось только 300 человек. В советской версии «Генерала Штой-бена» именовали вспомогательным крейсером.
Мифологизация подвига Маринеско призвана была прежде всего прикрыть довольно скромные успехи советского подводного флота в Великой Отечественной войне, равно как и неспособность советских моряков и летчиков воспрепятствовать эвакуации германских войск и населения из Восточной Пруссии, Померании и Курляндии. 14 советские, да и российские историки вообще не задавались вопросом, от чего же именно бежали люди, погибшие вместе с «Густловом»?
А насчет того, что творилось в то время в Восточной Пруссии, да и в других частях Германии, занимаемых Красной Армией, сохранилось немало ярких и достоверных свидетельств. Александр Солженицын, в начале 1945 г. сражавшийся в Восточной Пруссии, вспоминал: ««Все мы хорошо знали, что если девушки были немками, то их можно было насиловать, а затем застрелить. Это было почти знаком боевого отличия» (http://natvan.com/russian/russlO. html).
Об этой страшной гуманитарной катастрофе, которую несла немецкому народу Красная Армия, у нас вспоминать не любят. Точно так же и гибель «Густлова», не имея практически никакого военного значения, сегодня воспринимается только как одна из крупных гуманитарных катастроф Второй мировой войны. Такой ее воспринимают сегодня в Германии, и об этом фильм Вильсмайера. Наверное, со временем и в России точно так же будут относиться к трагедии, разыгравшейся 30 января 1945 года в холодных водах Балтийского моря.
Герои и подвиги
Моя статья о потоплении лайнера «Густлов» вызвала довольно живую реакцию в Интернете. Г-н М. Панин в статье с пафосным названием «Они топили за родину!» (http://www.peacekeeper.ru/ru/index.php7rnicb5829) утверждает, что я обвиняю Александра Маринеско и его товарищей в военном преступлении. Любой, кто внимательно прочтет мою статью о потоплении «Вильгельма Густ-лова», убедится, что слов «военные преступления» или «военный преступник» там вообще нет. Я не ставил и не ставлю под сомнение правомерность атаки Маринеско на «Густлова» и «Генерала Штойбена». Разумеется, это были законные военные цели. Вполне естественно, что подводники не могли видеть красного креста на «Штойбене» и не могли знать, что подавляющее большинство пассажиров «Густлова» — это гражданские беженцы — женщины, дети и старики. А если бы даже и знали, то наличие на борту лайнера более тысячи военнослужащих все равно делало оправданным его атаку. К Маринеско и его товарищам никто не предъявлял и не предъявляет никаких претензий. Но моя статья, в сущности, была о другом — о том, что потопление «Густлова» у нас называют «атакой века» и «беспримерным подвигом», и насколько оправданы эти определения.
М. Панин в своей статье указывает, что наши западные союзники тоже не безгрешны: сбросили атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки и точно так же, как Маринеско, топили суда с ранеными и беженцами. Конечно же, все это было. Но тут между нами и нашими западными союзниками есть одна принципиальная разница. Атомная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки имела определенное военное значение, приблизив капитуляцию Японии и сохранив жизни тысяч американских, да и японских солдат. Что, разумеется, никак не оправдывает гибель десятков и сотен
