И прикрываю глаза, чтобы принять свою судьбу.
И выстрел разрывает сознание, словно мыльный пузырь Я кричу от ужаса. Но не от боли.
А Ломоносов неожиданно валится на меня всей своей тушей.
Откатываюсь в сторону и вижу, как на его плече растекается пятно крови.
А затем с ревом бросается Максим. И я быстро осматриваю помещение и с удивлением вижу целую толпу народа, которые заполняют огромный склад, как шарики в детском бассейне. Быстро. Стремительно. Громко.
И последнее, что я вижу, это как один из медиков садится рядом с Демьяном.
Я очень хочу подняться и тоже туда подойти, но сон тяжелой кувалдой бьет с размаху. И сил с ним бороться не находится.
* * *
Первое что я делаю, когда открываю глаза, ищу Демьяна. И быстро успокаиваюсь, когда вижу, как он спит на соседней стороне кровати.
На глаза наворачиваются слезы, и я, не боясь его разбудить прижимаю к себе. Он тут же поворачивается на другой бок и прижимается ко мне маленьким тельцем. Что-то бурчит.
А я глотаю слезы, чувствую себя настолько счастливой, что сердце заходится, словно я бегу на огромной скорости.
— Папа успел, мой хороший, — еле слышно шепчу в макушку. Целую и наконец позволяю себе осмотреться.
Комната почему-то в полутьме. Но все равно кажется вполне уютной. Большое зеркало на шкафу отражает лунный свет, пробивающийся струнами сквозь штору.
Обстановка хоть и напоминает гостиничный номер, но едва заметные мелочи, вроде пылесоса в углу и комнатных цветов, выдают частный дом.
Скорее всего загородный, потому что ни одного звука, кроме сопения Демьяна, я не слышу.
Я поднимаюсь медленно, чтобы не разбудить малыша и спускаю ноги на мягкий ковер. Сразу окунаюсь в прошлое, когда жила с приемными родителями, но что удивительно. Это больше не приносит боли и тяжести. Скорее желание посмотреть вперед.
И в первую очередь найти Максима. Нарваться на наказание за своевольничество и конечно, как следует отблагодарить.
Стоит только выйти из комнаты, как прислушиваюсь к голосам снизу. Максим. И он я явно с кем-то ругается.
И я иду поближе, чтобы послушать о чем. А главное с кем.
— Да ты ох*ел, Черкашин! Ломоносов должен в тюрьме сгнить или сдохнуть от пули. А ты его отпустил?!
— Макс..
— Ну только не ты. Тебе то Юра, хорошо известно, что происходит с детьми. А ты считай, главного хочешь отпустить.
— Только для того, чтобы предотвращать остальное. Он многих знает. И теперь мы будем за ним следить.
— Это можно и без него! – продолжал бушевать Максим и почему-то напоминаем мне маленького мальчика среди взрослых дяденек. Но все это только потому что беспокоился за нас. Изменил своей привычной хладнокровности и жаждет мести.
Внутри горячим вином растеклась благодарность, и я уже с улыбкой вступила в свет, как вдруг увидела ту самую рыжую женщину, которая прижимала этого «мальчика» к своему плечу. Поглаживала по голове.
Чувства взметнулись во мне гейзером. Острая обида и злоба затопила сознание. Вызвала жуткую боль, словно кто-то сдавил сердце.
И Максим, словно ощутил мое состояние. Резко поднял голову. Хотел улыбнуться, но мое выражение лица говорило лучше слов.
— Кобель! Скотина! – крикнула я в запале, развернулась и опрометью бросилась бежать.
— Лана! Ты чего?! — погнался он за мной. Но я всегда очень быстро бегала. Хотела подняться на второй этаж, забрать Демьяна и покинуть этого лжеца. Три года без секса. Как же! Тварь. Урод. Ненавижу! Я там чуть не сдохла, а его по голове какая-то рыжая краля гладит.
— Лана! Да стой ты, — крикнул он мне, схватил за халат разлетайку, что был на мне и дернул. До треска ткани.
А я развернулась и по лицу ему дала. Наотмашь.
— А, ну пусти! Ненавижу тебя!
— Вот же дура, а! — орет он мне и хватает одной рукой за волосы, другой за шею и толкает к ближайшей стене. – Демьяна же разбудишь.
— И разубужу, потому что мы немедленно уезжаем. Не хочу мешать тебе и твоей…
— Жене, — слышится мужской бас и я резко оборачиваюсь.
— Так она тебе еще и жена? Лжец! – замахиваюсь снова, но Макс руку перехватывает.
— Нет, нет, — раскатисто смеется лысый мужчина. – Это моя жена. Меллиса. А вы, я полагаю невеста Максима, Светлана.
— Ваша жена? — в голове полный кавардак, а боль от стесненной шее не дает нормально мыслить. А тут и она появляется. В таком же халате как у меня, только бежевого цвета.
— Похоже вам нужен новый, — улыбается она и подходит близко. – Я Лисса. И ничего сексуального в том, как я обнимала Максима не было. Он мне скорее, как сын.
— Вы больно молоды для матери такого бугая, — ворчу, но руку пожимаю. И самой уже стыдной за истерику становится. – Да опусти! Я пришла в себя!
— Точно?
— Точно, — снова бурчание и попытка улыбнуться. Неудачная. – Простите. Сама не знаю, что на меня нашло.
— Ничего. Все понимаю. Когда еще не все точки над и расставлены, живешь придуманными проблемами. Кстати, за вашей спиной спальня. Она тоже свободна.
— Отлично…
— Мы не будем сейчас заниматься сексом, — складываю я руки на груди и нервно смотрю на Максима. И чувствую себя крайне глупо. Как дура, ей богу. Просто блин, вроде все хорошо было, а он такую подлянку кидает. Ну то есть, я придумала, что кидает. – Сколько я спала?
Правильно. Нейтральный вопрос. Пусть не думают, что ты совсем сдурела.
— Сутки примерно, — с улыбкой отвечает Лисса. – Демьян хотел лечь с Никитой в детской, но я настояла, чтобы он спал с вами. Так я думаю вам было комфортнее просыпаться.
— Верно, спасибо.
— Так… может все-таки поговорим, — кивает взъерошенный Макс на дверь и я, быстро взглянув на, я так понимаю, хозяев дома, проскакиваю в полуоткрытую дверь. Он за мной.
И уже закрывая комнату, слышу.
— Но лучше секс. Он полезнее разговоров.
— Согласен, — смеется Макс и вдруг так серьезно на меня смотрит. – Как ты себя чувствуешь? Я хотел тебя в больницу отвезти, но Лисса решила…
— Ты во всем ее слушаешься, да? — господи, да что со мной.
— Ты головой сильно ударилась? Я по тебе уже шесть лет подыхаю, а ты решила напоследок поревновать меня? Острых ощущений не хватает? – спрашивает Макс, а я задыхаюсь под его тяжелым, всегда таким острым взглядом.
И я понимаю, что нужно поговорить. Что мне нужно еще раз сходить проверить, как там Демьян. Но знаете, что мне больше всего нужно в этот момент?
Живой себя почувствовать. Осознать, что мое тело, еще со мной. Что моя душа принадлежит Максиму.