Эти слова действуют на нее, словно красная тряпка на быка.
— Пусти!
Осипова снова начинает вырываться. Зло, отчаянно. Но ни черта у нее не выходит. Держу как в тисках. Жду, когда устанет, выдохнется и устало поникнет в моих руках.
— Ань, давай, рассказывай, — прошу тихо, прижавшись лбом к ее виску.
Она судорожно вздыхает, как-то съеживается, становясь совсем маленькой и беззащитной. Мы просто сидим и молчим, прислушиваясь к тому, как грохочут сердца.
И мое, и ее.
— У него на меня компромат, — наконец, произносит Осипова. Через силу, словно слова причиняют физическую боль.
— Компромат? — смотрю на нее удивленно. — Что ты сделала? Убила кого-нибудь?
— Слава Богу, нет.
Я больше не дергаю ее, просто жду подробностей. Аня собирается духом и, наконец, начинает говорить:
— Пару лет назад я оказалась на ночных гонках. И все. Пропала. Сначала просто смотрела, наблюдала со стороны. Потом потихоньку начала пробовать сама. Оказалось, это хлеще наркотиков. Затягивает так, что не соскочить. На одном из заездов познакомилась с Деном, — она невесело усмехнулась, — он был просто прелесть. Веселый, обаятельный, харизма через край, да еще и в гонках ему равных нет. Девки вокруг него хороводы водили. Пищали от одного взгляда. А он меня выбрал. Сука…
Оса сокрушенно качает головой.
— Нет. Сначала все было хорошо. Гордеев многому меня научил: чувствовать машину, играть жестко на грани дозволенного. Я даже была счастлива. Несколько месяцев. Пока пелена влюбленности не спала, и я не стала подмечать неприятные детали. Жестокость. Не по отношению ко мне — к другим. Смены настроения. Страсть к манипулированию. Денис умело прятал равнодушие за обаятельной улыбкой, а на самом деле ему было насрать на всех. И этого почему-то никто не видел…
Не скажу, что приятно слушать про их высокие отношения, но деваться некуда.
— И в какой-то момент я поняла, что больше не могу. И не хочу. Поэтому прямо сказала, что нам надо расстаться.
— А он? — цежу сквозь зубы, почему-то злясь с каждым мигом все больше.
— А что он? Это же Гордеев. Сказал: без проблем, Оса, давай останемся друзьями. И напоследок покатаемся. Ну я, дура, и согласилась, села за руль его колымаги, у него тогда эклипc был. Тоже красный. И понеслось. Прямо по городу гоняли, по центральным проспектам. Весело было… потом я не справилась с очередным заносом и въехала в витрину магазина…
Бля. Оса в своем репертуаре.
— Расхерачила там все к чертям собачьим, — категорично рубит рукой по воздуху, — и магазин, и тачку. Хорошо хоть живы остались. Ни царапины у обоих.
Дуракам везет. Не иначе.
— Мы с ним едва ноги унесли. Я неделю от каждой тени шарахалась, все ждала, когда за мной придут и под белые рученьки за решетку утащат. Но Гордеев все вывернул так, будто его машину украли злоумышленники и совершили этот наезд. Он сволочь, но такая убедительная… В общем, поверили ему. Стали искать мифических воришек и, конечно, не нашли — ни следов, ни свидетелей. Провальное дело. Висяк…
Я уже знаю, что она скажет дальше.
— И вот когда я окончательно успокоилась и поверила в то, что все осталось позади, ко мне пришел Гордеев и принес видеозапись из магазина, которую он каким-то образом забрал, утаив ото всех. Там абсолютно четко видно, что за рулем я.
— И что?
— И все. Сказал, что я должна ему дохера за машину. Выдвинул ультиматум: или я возвращаю деньги, или он относит запись в полицию. Денег у меня не было… Пришлось отрабатывать по-другому.
— Заняла бы…
— Меранов не тупи. Дело не в деньгах. Это просто повод. Ему нужен был рычаг воздействия. Ему надо было вернуть меня.
— Снова стала его девушкой?
— Я разве сказала, что он хотел вернуть меня обратно в роли девушки? — ядовито смеется Оса. — Об этом речи не было. Игрушкой. Бесправной. Безмолвной. Так я познакомилась совсем с другим Деном, с той его стороной, которую он до этого прятал от меня, держал в узде. Я не буду рассказывать, что происходило. Приятного мало. Скажу только, что ты — ласковый котенок на его фоне.
— И ты терпела? — спрашиваю напряженно, не узнавая своя голос.
— А что делать? Лучше так, чем за решеткой. А прошлой зимой он встретил девку. Тоже Анечку, и запал на нее. Настолько, что про меня начал забывать. Мог неделями не появляться. Она его жутко ревновала ко мне, и в какой-то момент Гордеев уступил. Сказал, что могу валить на все четыре стороны. Но если он когда-нибудь узнает, что я села за руль — наказания не избежать. В общем, должна была я сидеть тише воды нижу травы и не отсвечивать.
Она грустно шмыгает носом и с надеждой косится на бутылку, но я не отпускаю.
— В общем, я решила от греха подальше свалить из Москвы. Мало ли. Сегодня отпустил, а завтра опять на пороге появится. Документы из универа забрала, сюда перевелась в надежде, что мне удастся спокойно доучиться полгода. Но ни хера не вышло, — разводит руками, словно извиняясь, — тебя встретила. А потом на этих гонках сраных засветилась. Идиотка конченая. Поддалась эмоциям, хотя знала, что нельзя…
Я помню, какая она была после гонки. Разбитая. Несчастная. Я тогда понял, что не могу смотреть на ее слезы.
— Какая-то сука выложила видео в сеть, и, по закону подлости, Ден на него наткнулся… С Анькой своей он, к сожалению, расстался. Она оказалась для него слишком скучной и правильной. Так что останавливать его было некому, поэтому собрался и приехал, — под конец голос совсем затих, — он хочет забрать меня обратно. Через неделю.
— У тебя диплом.
— А ему похер. Он это делает специально. Чтобы мне плохо было. Наказывает.
В комнате горькая тишина. Оса грустно смотрит на бутылку, я смотрю на Осу. Картина маслом.
— Как ты умудрилась во все это вляпаться?
— А как я умудрилась вляпаться в тебя? — отвечает вопросом на вопрос.
— Почему ты не сказала?
— А почему, собственно, я должна говорить? Ты мне кто? Затяжной геморрой и вечная головная боль?
У меня в мозгах не укладывается вся та хрень, которую она мне вывалила. От тех картин, что рисует шальной мозг, красная пелена перед глазами. Я даже знать не хочу, что у них происходило. Оса стальная, и если ее пробрало до такой степени, что сбежала, поджав хвост, то это было что-то из ряда вон.
Игрушкой. Бесправной. Безмолвной.
Слова гудят в голове набатом, выворачивая наизнанку.
— Уходи, — кивает на дверь, снова пытаясь меня выпроводить.
— Еще чего!
— Да какой от тебя толк, Меранов? — в пьяных глазах горечь плещется. — Мы с тобой только трахаемся весело, а все остальное по нулям.
